А, ну ясно! Вместо меня теперь работает Матрос, переведенный из другого лесничества. Вот это да! Ведь он, мой старинный знакомый, был еще старше меня, а выглядит ничего! Конечно, не тот, что был в молодости, но силен пока. И повадки прежние. Вышел ведь к застрелу, по своему обыкновению, последним! Интересно, сохранил ли этот разноглазый арлекин свой грубый нрав и болезненно самолюбивый характер? Помню, как любил он поучать других собак, злился, если его невнимательно слушали. Самым большим несчастьем Матроса было то, что люди не умели лаять, а то бы он их тоже поучал и воспитывал.
Матрос подошел, небрежно кивнул мне головой, будто вчера только со мной расстался, и, не торопясь, полез в машину.
Теперь взяли и меня.
Пусть, решил Лесничий, споет сегодня Картечь свою лебединую песню, отработает свою последнюю в жизни смену. Я не очень хорошо поняла его слова насчет лебединой песни и смены, но догадалась: на охоте я в последний раз.
В очередном гаю Зауэр с Матросом выгнали на засаду крупного козла (самца косули) с красивыми рогами, а Джульбарсы, оглашая лес душераздирающим визгом и воем, подняли целый табун полугодовалых поросят.
По козлу стреляли и промахнулись, а по суматошливой поросячьей мелочи никто, разумеется, и стрелять не стал.
Мне не повезло. На моих тропах зверей не оказалось.
Потом было еще два неудачных гая и без стрельбы, и без зверей.
А солнце уже опустилось за высокий Поперечный хребет, и только верхушки молодых дубков, где еще оставалось много листьев — бурых и красновато-желтых, — золотились нежным дрожащим светом. От земли шла освежающая прохлада.
Заключительный гай решили провести поблизости от лесничества, где много свиней бывает обычно только зимой, а сейчас оставалось надеяться лишь на счастливый случай. Директор, Лесничий и егери помрачнели. Большой Гость пытался их успокоить, но особого успеха не достиг. Собакам, изрядно утомленным и проголодавшимся, тоже было несладко. К тому же и они, подобно распорядителям охоты, чувствовали некоторый стыд и неловкость.
Когда расставили охотников по засадам на узкой дорожке, проходящей через редкий осиновый подлесок, а мы с егерями поехали кружным путем к началу загона, я уже была уверена, что ничего путного из этой последней затеи не выйдет.
Мы остановились у начала глубокой балки, которая тянулась в сторону лесничества. Засада ждала левее балки под довольно большим углом и на таком расстоянии, какое собака может пробежать за время, необходимое егерю, чтобы выпотрошить косулю.
Ждали сигнала. Джульбарсов держали на привязи, иначе они давно бы сорвались с места и, покусывая друг друга за ляжки, опрометью понеслись в ближайшие заросли орешника. Меня и благородного Зауэра привязывать не было нужды, ну а высокомерный Матрос никогда бы не выдержал такого унижения — просто не стал бы работать.