Затем вновь смотрю на Единственную. Мой взгляд скользит по точеному античному профилю и останавливается на губах. Как они восхитительны! Природа никогда не создавала ничего более совершенного, в этом я абсолютно уверен. Форма, цвет, мягкость — безупречно все. А этот еле заметный темный пушок над верхней губой! Как он подчеркивает и оттеняет красноту ее нежных губ. Я теряю голову и начинаю страстно целовать это совершенство.
— Ты дашь мне сегодня поспать?! — раздается ее сердитый голос. — Да отвали ты, в конце концов!
Единственная резко отталкивает меня и садится на постели.
— Ну прости меня, жизнь моя! — дрожащим голосом говорю я. — Но ты настолько прекрасна, что я полностью обезумел!
И — о, чудо! — она вдруг улыбается мне и ерошит мои волосы. Я чуть не теряю сознание от этой мимолетной ласки и, припадая к ее ногам, начинаю целовать каждый пальчик.
— Ой, щекотно, Макс! Да отстань же ты, наконец! — смеется она и падает на спину.
Я отрываю губы от ее ног и робко смотрю на холмики ее прекрасной груди. И начинаю вновь целовать божественные ножки, губами передвигаясь все выше и выше. Она не возражает. Я окончательно теряю голову, ложусь на нее, чувствуя жаркую податливость ее тела и легкое головокружение от невысказанного счастья. И через мгновение оказываюсь на полу. Единственная, скинув меня, соскакивает с кровати, переступает через мое распростертое тело и направляется в ванную.
— Жизнь моя, — шепчу я вслед, но она даже не оборачивается.
Через какое-то время мы сидим на кухне и завтракаем. Я делаю ей кофе с пенкой, как она любит, тонко нарезаю сыр для бутербродов. Но Единственная недовольна. Ей кажется, что ломтики недостаточно тонки, что масло несвежее, а хлеб слишком сухой. Прошу прощения, и она вдруг улыбается и предлагает мне начать завтрак и «не сушить ей мозги всякой интеллигентской чушью». Я сажусь напротив, подношу чашку ко рту, но не в состоянии сделать ни глотка, так как совершенно поглощен созерцанием. Единственная держит тоненькими безукоризненными пальчиками чашку у рта, изредка отпивая кофе мелкими глотками. Когда она приоткрывает губы, то на миг видна влажная белизна зубов, крупных и ровных. Вот она подняла ресницы, и я, затаив дыхание, погружаюсь в блестящую темноту ее бездонных глаз. И растворяюсь… перестаю ощущать себя, меня будто поглощает эта черная бездна, и я с радостью погружаюсь в нее.
— Знаешь, Максик, — раздается нежный голосок, и я мгновенно возвращаюсь в реальность, — мне хочется колечко. Ну то, помнишь, что мы вчера видели с тобой в ювелирном?