– Вы ведь читали древнегреческих философов, не так ли? – спросил Брунетти.
– Ну да, читал. Некоторых.
– А Крития?
– Да, но так давно, что едва ли помню, о чем он писал. Так что же?
Снова появилась Валерия и, поставив две рюмки с водкой на стол, молча удалилась.
Брунетти взял рюмку и сделал маленький глоток.
– Не ручаюсь за точность цитаты, но, мне кажется, где-то он пишет о том, что государственные законы регулируют лишь преступления против общества; и поэтому нам нужна религия, чтобы мы верили в торжество правосудия если не на земле, то хотя бы на небесах. – Он замолчал и отхлебнул еще один глоток. – Но сейчас мы перестали верить в Бога, не правда ли? – Граф согласно кивнул, и Брунетти продолжал: – Так что вполне возможно, что я именно этого и пытаюсь добиться. Я об этом никому не говорил и никогда по-настоящему об этом не задумывался. Но если представить, что Бога нет, а значит, нет и Высшего Суда, тогда получается, что именно я должен побеспокоиться о том, чтобы справедливость восторжествовала здесь, на земле, а виновные понесли наказание за свои грехи.
– Что ты хочешь этим сказать – «за свои грехи»? Что-то связанное с моралью, да?
– Именно так. Когда кто-то дает другому дурной совет, чтобы впоследствии извлечь из этого собственную выгоду; говорит неправду; выдает чужие секреты.
– Но ведь далеко не все из того, что ты перечислил, является противозаконным.
Брунетти покачал головой.
– Я совсем не то хотел сказать. Просто это первое, что пришло мне в голову. – Брунетти собрался с мыслями. – Может, у политиков найдутся более убедительные примеры: передача конфиденциальной информации третьим лицам, принятие решений государственной важности на основе собственных интересов, кумовство, протекционизм…Ну и так далее.
– Словом, обычные дела в итальянской политике? – перебил его граф.
Брунетти кивнул. Он вдруг почувствовал, что ужасно устал.
– Но ведь никто не давал тебе права решать, кто прав, а кто виноват, а тем более судить и карать, – настаивал граф.
– Разумеется. Я только пытаюсь объяснить, что порой прихожу в отчаяние от осознания собственного бессилия; оттого, что не могу найти того, кто несет ответственность за то зло, что творится вокруг; и не только за то, что вписывается в рамки закона, но и за то, что бесчеловечно с точки зрения морали. Или начинаю думать о том, что такое закон, а что – мораль, и в результате прихожу к выводу, что и то, и другое неправильно.
– А между тем твоя жена страдает. Что возвращает нас к исходной точке нашего разговора. – Граф перегнулся через стол и накрыл своей ладонью руку Брунетти. – Сожалею, что обидел тебя, но она моя единственная дочь и всегда ею останется, так что я просто не мог не сказать этого тебе. Прежде чем она сделала это сама.