— Потому что Город повинен в смерти Ра. И ты тоже.
Оружие в руке Гея сильно вздрогнуло. Но ствол по-прежнему был направлен на Вика.
— Это ложь.
— Это правда.
— Это грязная ложь! — вскричал Гей. — Ты просто трясешься за свою шкуру, вот и выдумываешь небылицы!
— У меня есть свидетели.
— У тебя не может быть никаких свидетелей! Ра погибла при разборке южных руин!..
Гей запнулся. И его заминка не ускользнула от внимания Вика.
— Договаривай, — произнес он. — Договаривай. «Мне так сказали» — не правда ли?
Ну, конечно, правда! Они просто пощадили тебя. Они сказали, что Ра умерла сразу.
А она умерла не сразу, не сразу, понимаешь, ты, любящий сын, она мучилась много ходов…
— Ты не можешь этого знать!!
— Могу. Я был тогда в комнатах службы здоровья, ты должен помнить это, я был ранен в плечо. И я слышал, я слышал, понимаешь, стоны Ра за стеной. Стоны Ра. Я молил Небо, чтобы оно послало ей смерть…
— Молчи!! — лицо Гея кривилось, но оружие, нацеленное на Вика, словно застыло. — Молчи, лжец!
— Но самое страшное, — продолжал, не обращая на него внимания Вик, — что я не знал тогда о твоих связях с Городом. Я был уверен, что Ра невозможно спасти. Ей могли помочь лишь городские лекарства. А у Лега их не было. Но ты мог достать их, мог, и не сделал этого. Ты сам убил Ра!
— Нет!!!
Вопя от ярости, Гей взмахнул оружием, как бы подкрепляя свой возглас жестом. Его рука отклонилась вправо — а через мгновение на ней повис Вик. Грохнул выстрел.
Пуля ушла вверх, и оружие от толчка вырвалось из руки Гея. Он наклонился за ним, но упал, брошенный на землю Виком. Некоторое время они боролись, катаясь по грязному горелому крошеву.
Потом раздался еще один выстрел.
— Совет начинает работать — Да будет Великий Бог с нами!
— Повнимательнее, эй, вы, псы!
Внутренний двор Фермы представлял из себя совершенно невероятную картину. Здесь собрались одновременно Совет Централи, старейшины фермеров — общим числом семнадцать, а также пханы серых, которых Ворон с большим трудом уговорил принять участие в этой встрече.
Магическим словом было слово «ГОРОД». Оно заставляло смириться всех и вся: членов Совета, старейшин, пханов. Реальная возможность атаковать Город погасила многолетние распри. При слове «город» у серых начинали хищно блестеть глаза и скалиться зубы, у фермеров ходили на скулах желваки, а у обитателей Централи на лице появлялось неопределенно-задумчивое выражение.
Город!
Всех их — их матерей и отцов — изгнали из Города в дни Исхода, примерно 40–45 лет тому назад. Вычеркнули из списка тех, кто достоин жизни в Городе и жизни вообще. Они все проклинали Город и страстно мечтали о нем. Мечтали вернуться.