— Ничего из того, что было прежде, уже нет. Почему ты стремишься вернуть то, что ушло раз и навсегда?
— Вернуть то, что ушло? — переспросил Вик. — Нет. Ты не понял меня, старейшина Владимир. Я просто тороплю то, что должно прийти.
Некоторое время они молча стояли на убегающих вдаль железных путях, скупо освещенных лунным светом. Потом все так же молча вернулись в поселок, где продолжалось свадебное веселье.
Наутро Вик, сопровождаемый старейшинами родов, чьи поселки находились на севере, отправился в неблизкий путь к озерам. Он возвращался домой. Незаметно для себя он привык называть свою хижину, где ждала Надежда, домом. Он все больше и больше отдалялся от Централи.
Но он не забыл того, что оставил в Централи, он не забыл Лен. Встреча с Ветой всколыхнула старые чувства. Весенний воздух заставлял сердце колотиться чаще… а на душе лежал камень. Вик не понимал, что с ним происходит. Вернее, он все прекрасно понимал, но приказывал себе прикидываться непонимающим. Лен была потеряна для него — законы рода суровы, да и законы Централи тоже.
Ему никогда не знать счастья…
Раздираемый самыми противоречивыми и смутными чувствами, Вик вернулся в свою хижину. Надежда встретила его на пороге. Она привычно протянула руку, чтобы принять повод — лошади в поселках содержались в больших общих конюшнях, но уход за каждой из них обеспечивали владельцы. Вернее, жены владельцев. Вик любил сам ухаживать за лошадью, но законы рода и тут диктовали ему правила поведения.
На этот раз Вик не отдал поводья жене. Он отстранил ее руку и, не глядя на Надежду, повел лошадь к конюшне. Там он почистил лошадь, подождал, пока она остынет, потом напоил и накормил ее. Ему не хотелось возвращаться в хижину. Он даже подумал о том, что можно заночевать здесь, в конюшнях, зарывшись в охапки сена и слушая сонное фырканье лошадей… Но что скажут про него на следующий день? Женщины разнесет новость по всему поселку. Худо придется и ему, и Надежде, и его роду… ах, как все перепуталось, как все плохо, как тяжело на душе!
Ощущение боли было явственным, почти физическим. Вик глухо застонал, уткнувшись лицом в теплый, остро пахнущий потом бок лошади. Весна. Любовь. Для чего все это существует? Чтобы мучить его, дразнить, соблазнять? Вик почувствовал какую-то темную волну, захлестывающую его. Волну безрассудства и страсти. Он с трудом взял себя в руки. Он заставил себя направиться к хижине Небо почернело, но не только потому, что надвигалась ночь. Где-то вдалеке слышались глухие раскат грома. Шла гроза — первая гроза в этой весне. Воздух из теплого стал душным, слышались тревожные возгласы фермеров, загоняющих скот в стойла. Вик шел к своей хижине медленно, как во сне, словно тяжелый, плотный вечерний воздух тормозил его движения. Отблески далеких молний сверкали на горизонте. Гроза приближалась.