Вик зажмурил глаза. До боли.
А когда открыл их — спокойно выжал сцепление, включил передачу, нажал ногой на педаль газа и рванулся вперед. Он гнал машину прямо в клубы жирного черного дыма, которым был окутан горящий бульдозер. Прямо, прямо, чуть правее…
Проскочив ворота, Вик резко сбросил скорость. Выскочил из кабины, прижимая гранатомет к груди. Кашляя и задыхаясь в дыму, он бежал вперед.
Сидящие в танке моны сосредоточили свое внимание на грузовике. Они взяли его на прицел. Как только машина появилась из-под прикрытия дыма — танк аккуратно влепил в нее снаряд.
А через мгновение Вик упал на одно колено, держа на плече трубу гранатомета, и всадил гранату в борт танка.
Все решилось в течение двух-трех ходов. Ворвавшиеся в ворота грузовики открыли яростный огонь из пулеметов. Лавина огня обрушилась на стену внутреннего города с двух сторон. Шансов у защитников стены не было. Они начали в беспорядке отходить — и с этого мига судьба сражения была решена.
Гигантский каменный человек смотрел на Вика.
Вернее — нет, не на Вика. Взгляд каменного исполина был направлен не вверх, к Высокому Небу, и не вниз, к снующим у его подножия людям, а куда-то вдаль.
Строго по горизонтали. Лицо каменного человека не выражало никаких чувств — ни радости, ни горя — ничего.
Вик отдал бы сотню таких истуканов за то, чтобы увидеть хоть раз еще веселую ухмылку на лице Слава, услышать его бас: «Эй, ответственный!»…
Однако каменный человек, которого он обнаружил в центре открытого пространства посреди внутреннего города, чем-то притягивал Вика. Выражение его лица — вернее, отсутствие на этом лице всякого выражения — подсказывало Вику, что он не ошибся.
Дни Исхода, дни, когда Город исторг из себя тех, кто умел ПО-НАСТОЯЩЕМУ трудиться и мыслить, любить и ненавидеть, дни, когда власть была доверена искусству правителей обманывать себя и окружающих, а также автомату в руках безотказного мона — эти дни стали для Города днями проклятья. Жизнь остановилась. И не только в жилых зонах, обитатели которых влачили нищенское существование, но и здесь, во внутреннем городе, обитатели которого ни в чем не испытывали недостатка.
Гигант, окаменевший на ходу — вот чем был Город.
Вик с содроганием подумал, что Централь могло ждать то же самое. Вот о чем говорила непрерывно Лен, вот что тревожило Анта! И Сергипетроича тоже…
Отсутствие движения — смерть.
Неправдоподобно огромная и неправдоподобно неподвижная фигура каменного человека олицетворяла эти слова.
Что-то окаменевшее было и в лицах жителей внутреннего города. Они, казалось, просто не поняли, что произошло, либо отнеслись к происшедшему, как к самому заурядному факту. На глазах Вика к одному из фермеров подошла женщина и спросила, почему вокруг так шумно. Шедший вдоль стены жилого блока мужчина равнодушно перешагнул через труп серого. Вик пытался расспрашивать о правителях, но безрезультатно. На него смотрели, как на одичавшую собаку. И лишь заняв промышленный блок, отряд Гора, с которым Вик двигался вперед, к Реке, прижимая к ней остатки метов и монов, обнаружил более-менее разумных людей. Это было что-то вроде кузнечных и ремонтных мастерских Централи, только более совершенное.