— Все это далеко не бессмысленно. Пропажа вашего генератора и стоящая передо мной цель… Передо мной, как адвокатом, эти два предмета могут быть связаны.
— Не понимаю.
— Простите, ведь вы заинтересованы, чтобы Глебов получил страховку?
— Н-ну… В общем, конечно. Если Глебов ее получит… Я с ним не говорил на эту тему… Но не исключено, что он купит новый завод.
— Ну да. И вы сможете снова заняться… своим генератором?
— Не знаю. Что об этом говорить. Во-первых, глупо только говорить. Во-вторых, признаюсь, сейчас просто не хочется. Я всегда сторонился нечистоплотности в делах. А это, по-моему, как раз весьма сомнительная история.
— Подождите, Валентин Петрович. Может быть, вы и правы. Но… Вы сказали, что когда-то не верили, сможете ли что-то сделать в науке. Но ведь я тоже, когда взялся защищать интересы Глебова, не верил, что смогу чего-то добиться. Я и сейчас в это не верю. Но ваш генератор… Понимаете, когда к плохо налаженной противопожарной охране добавляются улики вроде сторожа и нефти, о чем мы уже говорили… то надежды, что страховка будет выплачена, почти нет. Но генератор… Простите, генератор меняет дело. Существенно меняет.
— Не понимаю, при чем тут мой генератор?
— При том, что он… вернее, его пропажа, может стать очень веским доводом. Веским — в нашу пользу. На суде… Кстати, хоть что-то от этого генератора сохранилось? Он ведь сгорел не до конца?
— Практически сохранились лишь останки и обгоревший кожух.
— Говорю это к тому, что очень неплохо было бы представить эти самые останки в суд как вещественные улики. Понимаете, одно дело — объяснять судьям что-то на словах и совсем другое — показать. Он большой?
— Около метра в длину. В высоту — сантиметров семьдесят.
— Отлично… Простите, может быть, это звучит бестактно, но наверняка вид обгоревшего прибора будет эффектен. Все-таки — где они, эти останки?
— Честное слово, мне неприятно обо всем этом говорить.
— Понимаю, Валентин Петрович, очень хорошо понимаю. Еще раз простите, но так уж получается, что сейчас наши интересы противоположны. Они что, эти останки, на заводе? На этом… стенде?
— Видите ли, я приехал в Петербург во вторник, когда все было кончено. Но… Субботин, успевший к месту пожара одним из первых, как только все потушили, сразу кинулся к испытательному стенду. И… несмотря на то, что от генератора остались обломки, тут же перевез все, что осталось, к себе.
— Куда именно «к себе»? Домой?
— Он поместил станину и кожух во дворе, в сарае. Объяснил, что не мог мириться с пропажей. Я его отлично понимаю — Василий Васильевич хотел сохранить хоть что-то. Хотя… Ясно, что обгоревший кожух не представляет никакой ценности.