После выпада разведчик упал неудачно, на укушенную пиявкой ногу, и зашелся от боли.
Опомнившийся Рябой схватил заступ, взбежал на гребень дюны и, пригнувшись, осмотрелся по сторонам.
— Больше никого, — заявил он, спускаясь. Морщась от рези В колене, Улье приподнялся и сел.
— Ну и ловок же ты, — восхищенно молвил силач. — А я-то думал, конец нам обоим. Со штемпами шутки плохи…
— Со мной они еще хуже.
— Ей-ей, можно подумать, что ты — сам милостивый дьявол в человеческом обличье. Разведчик промолчал. Силач нагнулся над бесчувственным стражником вытряхнул его из заскорузлого балахона. Потом взялся за лопату, примерился, сделал замах…
— Не смей!!! — крикнул разведчик.
— Да ты что? — изумился Рябой.
— Убивать не смей!
— Он же нас чуть не зарубил.
— Все равно не смей.
Стражник очнулся и, увидев над собой великана с занесенным заступом, скорчился от ужаса. Рябой покачал всклокоченной головой.
— Ежели б ты меня не спас, я бы решил, что ты сам — штемп. Или святой. Но для святого ты слишком лихо дерешься.
— Зачем же его убивать? Он больше никому не страшен. Обратно, к своим, ему хода нет. Пускай идет к лохам, поживет в их шкуре.
— Чтоб меня съели, вот это ловко! — загоготал Рябой. — Правильно. Так бы он слишком легко отделался.
— Вот именно, — заключил Улье.
Братья надели бахи, подобрали трофеи и углубились в дюны. Голый стражник остался лежать ни жив ни мертв.
Улье ковылял, опираясь на лопату. Его мутило, в глазах плавали магниевые точки.
— Очень худо? — соболезнующе спросил Рябой. — Потерпи, скоро дойдем.
Дюны перешли в заросшие бурьяном холмы. Слева, на расстоянии полумили, зеленой стеной стояла сельва. Справа простиралась населенная лохами равнина и возвышалась мрачная твердыня Башни, окутанная дымкой расстояния.
Взбираясь по очередному склону, Рябой вдруг замeр, дернул Ульса за руку и прислушался.
— Тихо! — шепнул он. — Ложись. Разведчик давно уже заслышал впереди шорох множества лап и какие-то странные звуки: сопенье, чмоканье, глухое болботанье, но полагал, что это пасется стадо диких травоядных.
Ползком братья добрались до вершины холма и осторожно выглянули из густой травы.
— Так и есть! — выдохнул Рябой. — Оронги. По ложбине пробиралась стая заросших бурой шерстью страшилищ, точь-в-точь таких же, как те, с которыми Улье познакомился утром в сельве. По земле они передвигались на задних лапах, круто сгорбившись и свесив длинные передние конечности. Чудища несли тяжелые суковатые дубины. За отрядом самцов следовала гурьба самок и детенышей. Совсем крошечные дети сидели на спинах матерей, вцепившись всеми лапами в косматую шерсть, а те, что постарше, юлили, то забегая вперед, то, напуганные огрызнувшимся самцом, улепетывали в самый арьергард. Шествие в целом оставляло впечатление строгой продуманности и дисциплины. Вместе с самками в стае насчитывалось не менее двухсот особей.