Глава 6 ЧТО ТАКОЕ ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ
Eго коснулось что-то горькое, такое горькое, что он весь передернулся и слабо застонал.
— Он оживает, Культяпа, — сказали над ним.
— Похоже.
— Да, нет сомнения, он будет жить. Милосердный дьявол простер свою длань и спас его. Теперь ты, надеюсь, уверовал?
— Сдается мне, что ему помог не дьявол, а Рябой.
— Не кощунствуй.
— И все же дьявол здесь ни при чем.
— Неужели ты полагал, что владыка мира сам поднимется в наше логово, дабы уврачевать Посланца своего? Нет. Он сотворил чудо руками Рябого. Он ниспослал на Рябого благодать свою, и тот исцелил Посланца.
— Бедняга Рябой. Дорого встала ему благодать.
— Ты неисправим, Культяпа.
— А ты чересчур легковерен. Теперь смотри в оба, Атаман.
Голоса удалились, и снова наступило черное сплошное забытье.
…Улье возвращался к яви медленно, словно чувствa одно за другим выплывали из мрака И присоединялись к его телу. Он как бы заново вспоминал, что такое осязать спиной подстилку, слышать, видеть. Разлепив веки, он увидел склоненное над ним рыжебородое лицо. Не сразу на память пришло имя: Атаман. Но, возникнув, оно замкнуло некий недостававший контакт и прошедшее явилось разом. Башня. Ватага. Рябой. Пещера.
Он попробовал подняться и не смог.
— Лежи, лежи, — успокоил его Атаман. — Ты еще очень слаб.
— Где Рябой? — спросил Улье.
— Его больше нет. Ушел и не вернулся. Полагаю, что навсегда.
— Как так? — прошептал разведчик.
— Рябой отыскал среди урок человека, который выжил после укуса желтой пиявки. Тот посоветовал лекарство, — Атаман поднес к глазам Ульса мясистый колючий листок. — Вот. Этот куст растет только на ферме. Сок его листьев исцеляет укушенных пиявкой. Рябой ночью пробрался на ферму и нарвал листьев столько, сколько смог унести в подоле бахи. Но ему показалось мало. На следующую ночь он пошел туда опять. Никто из нас не смог удержать его. С тех пор oн пропал. Очевидно, штемпы заметили обломанныx куст и усилили охрану.
— Когда это было?
— Позапрошлой ночью.
— Значит, я болел долго?
— Три и еще два дня.
Улье закрыл глаза.
Рябой погиб. Он отдал жизнь за своего названого брата. Как будто смерть нарочно косит самые чистые души. Сначала ийянин Мэг. Потом колонист Рябой. Разведчик скрипнул зубами.
— Все мы скорбим о Рябом, — сказал Атаман.
— Он со мной побратался. Пожал руку.
— Мы все братья. Наступило молчание.
— Ты хочешь есть?
— Хочу, — ответил больной.
Атаман ушел и вернулся, неся теплую плошку вареной аминореллы. Он приподнял голову Ульса и напоил его бульоном. Скосив глаза на сидевшую у костра ватагу, разведчик заметил, что за ним следят с любопытством, но без удивления. Словно Атамана в роли сиделки все воспринимали как должное.