Арман фыркнул. Из ноздрей его вырвались снопы искр, потому что Арман, мерно взмахивая кожистыми крыльями, кружил над морем.
К замку, угнездившемуся на скалистом полуострове, вела одна только дорога — узкая, петляющая в камнях, довольно зловещая. Почти добравшись до его подножия, дорога эта раздавалась, образуя круглую ровную площадку — традиционное место поединков. Спустившись ниже, Арман разглядел бы аккуратно сложенную в ее центре горку костей — памятник всем бывшим и будущим освободителям.
Арман не стал спускаться. Он взмыл так высоко, что земля внизу подернулась как бы туманом, и сквозь туман этот до боли в глазах всматривался в дорогу, в дороги, во все пути и тропинки ближней и дальней округи… Но они были безжизненны, пусты и покинуты, и нигде не поднималось облачко пыли под копытами скакуна, и не взблескивало на солнце оружие, и ни один рыцарь не спешил на выручку пленной принцессе…
И тогда он взревел, мощно, страшно, со столбом пламени из глотки и дымом из ноздрей, и рев его прокатился над морем, и в далеких прибрежных деревушках люди, бледнея, шептали заговоры и заклинания.
Драконий рев поверг Юту на четвереньки. В первую секунду она вообразила, что ящер обнаружил ее бегство и разъярился сверх меры; в следующий момент здравый смысл взял верх над страхом, и принцесса рассудила, что зверь кричит над морем, а побег произошел в замке, и значит, ужасный вопль не имеет к ней, Юте, прямого отношения. Уверившись в этом, она решилась подняться и продолжила свой путь.
Она искала выход из замка — и то и дело возвращалась к порогу своего опустевшего узилища. Впору было отчаяться, однако она мужественно жевала сухую лепешку, хлебала воду из родника и снова отправлялась плутать в темных коридорах.
Вдали снова взревел дракон — но тише, слабее, печальнее.
На другой день он потеряно бродил по замку с бутылкой в неверной руке; темные коридоры чередовались с темными же лестницами, а комнаты были либо заперты, либо пустынны.
Наконец, он споткнулся о какой-то порог и встал, тупо разглядывая внезапно обнаружившееся перед ним помещение.
Комната эта с давних пор называлась Органной, хотя загромождавшее ее сооружение не было похоже на орган. Скорее на огромные пчелиные соты, или богатую посудную лавку, или мозаику — хрупкую игрушку великана.
Тем не менее, это был музыкальный инструмент — вернее то, что от него осталось. Громадина отжила свое и была бесполезна — но Арман все-таки любил бывать в Органной комнате, разглядывать серебряные завитушки, украшавшие остов инструмента, щелкать пальцами по толстым трубам из светлого металла и стирать пыль со множества хрустальных скляночек, шариков, причудливой формы сосудов, располагающихся поодиночке и гроздьями. Иногда он пытался извлечь из сооружения подобие музыки, но попытки эти не приносили ничего, кроме раздражения.