— Странно… Значит, меня ввели в заблуждение?
— Я неправильно выразился, — поправил самого себя настоятель. — Такой монах был, но сейчас его нет.
— Где же он?
— Переведен в другую обитель. Я уже передал его паспорт и дело.
— В какую именно?
— По монастырским правилам место сие должно сохранятся в тайне…
— Скажите, а как его гражданская фамилия?
Настоятель открыл пухлую книгу, похожую на гроссбух, и прочитал:
— Барятинский. Николай Васильевич Барятинский.
По дороге домой Севергин вспомнил о своем обещанье и позвонил Порохью. Но автоответчик на квартире немца доложил, что коллекционер отбыл в Германию. Егор наговорил краткое сообщение о найденных им следах Барятинского и, словно стыдясь самого себя, торопливо спрятал мобильник в карман.
Усадьба встретила Егора настороженной тишиной. Белка испуганно цокала в ветвях, не узнавая хозяина. Едва переставляя ноги, Севергин поплелся искать жену. Он даже удивился, что может смотреть в ее глаза с выражением почти предельной честности. Он обнял ее виновато и поцеловал с особым покаянным чувством, как святыню, и она ответила робкой доверчивой улыбкой.
«Ничего, отработаю… каждую минуту с той, с ней, отработаю», — твердил себе Севергин. Едва приехав, он кинулся чистить коровник, в мыслях затевая сотни подвигов, равных Геракловым. Он проложит через болотину деревянные мостки, заново перекроет сарай, он отпашет свой сладкий грех, и за крестьянскими трудами и жесткими мозолями, за ноющими от напряга мышцами, за серой пылью дней сотрется и потускнеет греховная сладость, золотинка в дорожной пыли, медовая капля, упавшая с неба. Только бы не вспоминалась, не обжигала ночным наваждением, не шептала голосом бездны: «За близость с жрицей мужчины платят душой и судьбой. Необузданная сила любви рождает бури…»