Звезда волхвов (Веста) - страница 19

— Куда сейчас? — сочувственно спросил «захватчик».

— Отпишу портянку и махну в Сосенцы. Мутит святую воду Плотникова, ох, мутит, но на всякую хитрую гайку найдется свой болт.

«В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань», — сказал когда-то Пушкин. Первый поэт России был прав: в телегу — точно нельзя, а в семейный уклад — вполне. Сельский участковый и учительница — чем не идиллическая пара? На них двоих часто и держится вся общинная жизнь в русских селениях. Год назад Елена переселилась в дом Севергина и зиму отработала в здешней школе учительшей, не чая дня, когда муж сдаст служебное жилье в столице и вернется в родовую хоромину.

Двести лет простояла севергинская изба и, как солдатка, счет времени вела по войнам. И как водится это у деревенских старух, помнила каждого из большого, когда-то многолюдного рода. Вот в простой деревянной рамке выцветший портрет: усатый солдат первой империалистической, а рядом на маленькой карточке вытянулся в ранжир красноармеец в белых обмотках до колен, правее — светлоглазый морячок в бескозырке; погибший соловецкий юнга, и вновь солдаты, солдаты в крестах и звездах. Красивое статное племя, часовые вечности. Вот и портрет Егора в зеленой фуражке пограничника, с лицом, немного деревянным, и замершим взглядом, нацеленным в объектив. Древнее материнское чутье привело Алену в это родовое намоленное гнездо, в заповедный русский рай, где на ветвях поют улыбчивые сирины.

Оглянувшись на спящего Егора, Алена встала на молитву. Но сегодня мысли не слушались ее. Наивные и жаркие мечты теснились в голове, заслоняли строки молитвослова. Спохватившись, Алена каялась и отгоняла непрошеных гостей, но через минуту, против воли, вновь убегала в близкое будущее.

Полыхнут солнечным жаром Петровки, степенно минуют Успенье и Воздвиженье, и вздрогнет от слабого младенческого писка старая изба, и, вторя гулу осеннего ветра, запляшет в печи огонь, и чаще, радостнее запыхтит ноздрями хлебная квашня. С рождением их с Егором долгожданного первенца оживет и кровный родник, русский Златоструй.

Будущее виделось Алене с хрустальной ясностью, как был виден в промытое окно Царев луг и монастырь на холме. Краски этой пасторали напоминали рождественские и пасхальные открытки. Их с Егором красивая, опрятная, освященная молитвой жизнь станет примером, редким светочем среди недоброй тьмы мира сего. Едва обретенное христианство толкало ее к действию, к подвигу, к чистоте и строгости в себе самой. И до сих пор эта новорожденная вера оставалась тайной, целомудренно спрятанной от случайных глаз, но печать чистоты на всем ее облике, свет в глазах, простота и скромность одежды заставляли людей невольно оборачиваться ей вслед.