Не решаясь подойти ближе, Марк в беспомощном призыве протянул к ней руку.
— Прошу тебя, Наташа, выслушай…
— Нет, ни за что! Я уже однажды тебя послушала, и вот что из этого вышло! Я больше никогда не смогу тебе поверить!
— Дорогая…
— Убирайся! Я никогда… я больше никогда в жизни не хочу тебя видеть!
* * *
Спустя двадцать минут после ухода Марка Наташа все еще смотрела невидящими глазами на закрытую дверь, вздрагивая от бури, бушевавшей в ее душе. Ее кулаки и зубы были крепко стиснуты, а слезы безудержным потоком текли по щекам. Молча посылая вслед Марку тысячи проклятий, она оплакивала конец самой прекрасной сказки в своей жизни.
Наташа начала оглядываться по сторонам — квартира вдруг стала казаться незнакомой, чужой, — заметила лежащую на полу телефонную трубку и вспомнила, что выронила ее, когда услышала шорох за дверью. Она принялась наводить порядок… и успокоилась. С печальной ясностью Наташа вдруг поняла, что жизнь продолжается. Возможно, она станет отныне пустой и бессмысленной, но по крайней мере будет идти дальше, несмотря на случившееся.
Наташин взгляд наткнулся на длинную коробку из цветочного магазина. Подойдя ближе, она открыла ее. Внутри лежали великолепные красные розы, укоризненно смотревшие на нее со своего ложа из белого атласа. Несколько мгновений Наташа колебалась, вспоминая немыслимое счастье, которое она, пусть ненадолго, познала глубокой ночью…
Но лучше об этом не думать. Закрыв крышку, она затолкала белую коробку в мусорное ведро и мысленно поклялась себе, что бесследно сотрет из памяти этого мужчину… а вместе с ним и этот ночной кошмар.
Якоб Нокс не отличался щедростью, и Наташа получала более чем скромное для ее должности жалованье. Однако кабинет ассистентки в галерее был обставлен дорогой мебелью: белый ультрасовременный рабочий стол и вся остальная мебель — чистых строгих линий, в том же стиле. Ощущение легкости и простора усиливал утренний свет, лившийся сквозь двухцветные стекла окон, которые выходили на Мэдисон-авеню. За толстыми стеклами гудки такси и шум автобусов были едва слышны, но сегодня даже они страшно раздражали Наташу.
Вздохнув, она оттолкнула от себя желтый деловой блокнот и нервно забарабанила карандашом по столу. Наташа терпеть не могла рассеянности на работе, но именно такой она и была ежедневно вот уже три недели — с той самой ночи, когда в ее жизнь вошел Марк, «ночи француза», как мысленно окрестила ее Наташа с мрачным юмором.
Разумеется, она изо всех сил старалась вообще не вспоминать о ней. Всего лишь один звонок Трейси положил начало длинной череде свиданий с «подходящими» нью-йоркскими холостяками, каждого из которых — Наташа знала точно — была бы счастлива заполучить любая одинокая женщина. Ее водили на балет в Линкольн-Центр, на шикарную танцевальную вечеринку в самом модном из новых ночных клубов, на премьеру новой пьесы современного автора последнего любимца критиков… Ей старались угодить во всем, осыпали комплиментами и цветами… и все же ей было так неимоверно скучно в их обществе.