— Нет, Джулия, ты сама выбирала свою судьбу и сделала этот выбор гораздо раньше, чем тебе кажется. Вспомни, ведь ты могла выключить меня — достаточно было всего лишь нажать на кнопку. Ты свободно могла отказаться ехать в Берлин. Меня не было рядом, когда ты решила встретить Томаса в аэропорту, как не было и в ту минуту, когда ты вернулась на место вашей первой встречи, и уж тем более когда ты привела его в отель. Джулия, человек может сколько угодно проклинать свое детство, бесконечно упрекать родителей во всех своих несчастьях, слабостях и пороках, винить их в суровых жизненных испытаниях, но в конечном счете он сам несет ответственность за свою судьбу и становится таким, каким хотел стать. Кроме того, тебе невредно было бы научиться адекватно оценивать свои беды: на свете бывают родители куда хуже твоих.
— Например?
— Например, бабушка Томаса, которая доносила на собственного внука!
— Откуда ты знаешь?
— Я уже говорил тебе, что родители не могут прожить жизнь вместо своих детей, но это не мешает им волноваться за них и страдать всякий раз, как их постигает несчастье. Иногда это побуждает нас действовать, мы пытаемся осветить вам путь к спасению, и, по-моему, тут лучше ошибиться — по неловкости, по избытку любви, — чем сидеть сложа руки.
— Ну если ты собирался осветить мне дорогу, то тебе это не удалось — я блуждаю в кромешной тьме.
— Во тьме — да, но теперь уже не вслепую!
— А ведь Адам оказался прав: эта неделя, проведенная в разговорах, была чем угодно, только не диалогом…
— Да, Джулия, возможно, он прав, и я уже не совсем твой отец, а всего лишь то, что от него осталось. Но разве эта машина не оказалась способной находить решение для каждой из твоих проблем? Разве за эти несколько дней я не смог ответить хоть на какой-нибудь из твоих вопросов? А почему? Да просто потому, что я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, и, может быть… я надеюсь, наступит день, когда ты поймешь, что я любил тебя гораздо больше, чем тебе казалось. Вот теперь ты это знаешь, и я могу умереть навсегда.
Джулия пристально посмотрела на отца и, отойдя от окна, села рядом с ним. Долго сидели они, не двигаясь, не произнося ни слова.
— Ты действительно думаешь обо мне так, как сейчас говорила? — спросил наконец Энтони.
— Кому, Адаму? Значит, ты еще вдобавок и под дверью подслушиваешь?
— Не под дверью, а через пол, если быть точным. Мне пришлось подняться к тебе на чердак — не мог же я в самом деле ждать на улице, под таким дождем, рискуя подхватить короткое замыкание, — с улыбкой сказал он.
— Ну почему я не узнала тебя раньше? — горестно прошептала Джулия.