Неоднажды в Америке (Букина) - страница 64

Я села на диван и ощутила приближение конца света.

Не помню, сколько времени бушевала стихия. Помню, что нашли и зажгли свечку, а мне было страшно. Казалось, окна выбьет в любой момент, дунет ветром на свечу и начнётся пожар. Потом ураган начал стихать. Наступил вечер. В Москве уже была глубокая ночь. Телефон по-прежнему молчал, света не было. Дом вроде остался цел. Повезло.

Многим повезло меньше: снесённых крыш, выбитых окон, придавленных деревьями машин и даже разрушенных домов было очень много. На следующий день по улице невозможно было проехать. Везде валялись деревья и куски разнесённых в щепки сараев, гаражей и заборов. Улицу расчистили за один день, а света еще пару дней не было. Ещё через день заработал телефон, и мне удалось, наконец, дозвониться маме и выяснить, что все живы и здоровы. Когда заработал телевизор, местные каналы смотреть было бесполезно. Ураган Боб, ураган Боб, ураган Боб, ураган Боб… Многомиллиардные убытки, люди, оставшиеся без крыши над головой, болтающиеся тут и там электрические провода… Москва? Какая Москва?

В октябре того же года Бостон поразил the perfect storm – ураган по имени Грэйс, вошедший в историю как шторм, потопивший рыболовецкое судно «Андреа Гэйл». Себастьян Джунгер написал об этом книгу, ставшую бестселлером. Голливуд книгу экранизировал, и у большинства американцев фраза «шторм 91-го» ассоциируется с имиджем Джорджа Клуни, красиво тонущего на экране.

У россиян совсем другие воспоминания о лете и осени 91-го года. Так уж получилось, что в моей голове бушующий Атлантический океан навсегда связан с образом танков в Москве, а август 91-го – с ощущением всеохватывающего ужаса, с ударом на двух фронтах. Ничего подобного я до этого не испытывала. Прошло ещё десять лет, прежде чем я испытала нечто подобное во второй раз. Одиннадцатого сентября 2001 года.

In memoriam

Renaissance Man. Гурман. Балагур. Любитель и любимец женщин. Знаток оперы, изобразительного искусства, всех вин Франции любого года и из любого виноградника, потрясающий хозяин дома, удивительный… да мало ли чего ещё о нём сказали на поxoронах. Всё правда. И всё не то…

Патрик был круглый. Маленький и круглый, шарик такой. Впрочем, на его фигуру я перестала обращать внимание секунд через 30 после начала общения. Великолепный, сочный английский язык с лёгким ирландским акцентом. Искрящиеся голубые глаза. Непередаваемое чувство юмора. Уютный, всегда открытый гостям дом. Какая у него была музыкальная коллекция! Старые пластинки, джаз, классика, да не что-нибудь заезженное, а прекрасное и доселе неизведанное. Редкие записи. Когда хочешь поставить что-то поиграть, глаза разбегаются, руки радостно хватают это… нет, то… нет, может вот это? А ещё там были сыры… и вина. До знакомства с Патриком я о гурманах только в книжках читала, а тут живой, под боком. Дюжина сортов сыра, о половине из которых я и слыхом не слыхивала, к каждому своё вино полагается, и попробуй запомни все эти виноградники – от Калифорнии до Австралии, и где в каком году виноград лучше рос. Каждое приглашение в гости – предвкушение свежих впечатлений.