— Мы проходили позиционную войну лишь как гипотетическую абстракцию. Даже хоблины не имели ресурсов, чтобы воевать сплошным фронтом. Увы, серьёзных разработок на подобный случай не проводилось…
Волошек задумался. Наверное, со стороны его мыслительный процесс смотрелся эффектно, потому что генерал вдруг вскочил:
— Слушайте, а хотите, я назначу вас начальником штаба? Киньте мне верную идею, а я так ударю!
Дела у Гарчи похоже совсем никудышные, если он вывешивал подобные должности в качестве морковки. Однако в ослики Волошек пока не стремился.
— Я подумаю, генерал. Но сперва хотел бы побывать на передовой. Взглянуть на них собственными глазами.
— Я выпишу пропуск, — с готовностью согласился тот и направился к конторке.
— Э-э, — Волошек замялся. — По ряду причин я бы не хотел, чтобы в бумагах фигурировало моё настоящее имя.
— Назовите любой псевдоним, — Гарчи уже держал перо наготове.
— Однажды мне пришлось драться под именем Деймоса.
— Шутите? — Генерал взметнул брови. — Так это вы взяли кубок Большого Шлема? Увели его у рыцарей Запада и как в воду канули.
— Четыре года назад, — кивнул Волошек, слегка покраснев.
— Уступить, что ли, вам своё место, а самому взять под начало полк?
— Спаситель у нации может быть только один, генерал, — улыбнулся Волошек. — Не стоит вносить путаницу в газетные репортажи. Под ваше имя собирают средства, к вам стекаются люди. Прессе нужны такие герои…
— Я не верю в героев, — буркнул Гарчи. — Никому из них мир не спасти. Мир должен сам поднапрячься, чтобы уцелеть. И потом, что такое герой? Известное имя и только. Ради славы одного в порошок растираются сотни. Вот они-то и достойны славы, те, кто погиб, не оставив по себе даже памяти… Генерал неожиданно оборвал размышления.
— Жду вас завтра вечером, — он протянул пропуск. — Переночуете в Солодке, а рано утром присоединитесь к маршевой роте. Сержанта Вреду я предупрежу и на передовую сообщу, чтобы встретили. Советую побывать на участке Ревеня. Там мудрят наци колдуны и учёные.
Переночевав в Солодке в доме приветливой, но совершенно глухой старушки Хавруси, они оставили у нее большую часть вещей, а сами отправились на передовую с очередной маршевой ротой.
Лица у новобранцев — сплошь угрюмые, тревожные. Кое-кто из них уже пожалел, что поддался благородному порыву, кое-кто уже косился неприветливо на верховых командиров. Простые люди, они всю жизнь терпели произвол власти, сносили унижения, притеснения и вот теперь отправились умирать за этот несправедливый мир. Отправились добровольно. Зачем? В чём суть того чувства, что заставляет забыть обиды?