– Люк, ты сумасшедший!
– Я знаю, как тебя ко мне тянет… Я видел, как расширились твои зрачки, когда мы обсуждали, кто и где будет спать – и с кем…
Уитни чувствовала, что последние силы покинули ее.
– Ты сумасшедший, – повторила она прерывающимся шепотом.
– Да? – Кончиком ногтя он дотронулся до ее зубов. – А как насчет тебя? Какая же тогда ты? Алчная?.. – Голос внезапно утратил мягкость и стал злым и горьким. – Такая же алчная… как твоя мать?
Да он же просто играет с ней! Испытывает ее!
С горящими от унижения и обиды щеками Уитни резко вырвалась.
Люк сухо засмеялся, и его смех неприятно резанул ее слух. Девушке хотелось зажать руками уши, чтобы не слышать, но она не собиралась доставлять ему такого удовольствия.
– Если ты потрудишься убраться отсюда, – холодно сказала она, – я здесь подмету. День был очень тяжелый, я устала и хочу пораньше лечь спать.
– Я сам это сделаю.
– Нет, я сама!
– Ты уже успела порезаться. Или тебе нравится, как я играю в доктора? Еще хочется? Ну тогда давай, действуй.
Уитни поняла, что бессильна… бессильна против этого человека. Ведь она почти что сдалась ему; еще какая-то минута, и он бы…
– Ну? – нетерпеливо рявкнул он.
– Ладно, я ухожу. – Она помедлила. – Но… как насчет… тебе не надо помочь… с ребенком?
– Благодарю, я прекрасно справлюсь без чьей-либо помощи, особенно женской.
– Что ж, отлично! Но не забудь… Я предлагала.
Выходя, она громко захлопнула за собой дверь… Очень громко.
«Сногсшибательна…» – так он ей сказал.
И «…копия матери…»
Уитни огорченно провела щеткой по блестящим рыжим волосам и швырнула ее на туалетный столик. Поднявшись из-за стола, она открыла дверцу платяного шкафа и выдвинула нижний ящик. Там, запрятанная под стопкой кашемировых свитеров, лежала обрамленная в серебряную рамку фотография.
Фотография ее матери… и отца Люка, Бена.
Все тринадцать лет Уитни приходилось эту фотографию прятать, доставая, только когда оставалась одна… и быстро класть обратно в ящик при любом стуке в дверь.
Она терпеть не могла что-либо делать украдкой, хотя бы и из лучших побуждений, и даже сейчас, зная, что ничто уже не может расстроить Крессиду, все равно чувствовала себя виноватой.
Без всякого основания.
Она не совершила ничего плохого.
Такого, что совершила ее мать. Прелюбодеяния нельзя простить, каковы бы ни были причины.
Уитни встряхнула головой и собралась с мыслями. Так, сейчас надо лечь спать: завтра ей снова придется бороться с Люком Браннигеном.
Пока Эдмунд Максвелл будет собирать информацию, необходимую ей, чтобы навсегда отделаться от непрошеного гостя, она должна найти выход из создавшейся ситуации. Лучше всего, если они сумеют поделить дом между собой и поменьше встречаться. Конечно же, это ему не понравится. Он наверняка захочет быть хозяином в доме, как было и раньше, до его отъезда. Ей придется быть постоянно настороже: Люк противник очень ловкий.