– Да, у вас были веские основания.
Льюк кивнул.
– Отец ни о чем не хотел слышать. Когда у него появлялась идея, он становился похожим на пса с куском мяса, который хотят отнять. – Льюк невесело усмехнулся. – Кроме того, он не умел ничего делать наполовину. Заложил ранчо на всю сумму, которую можно было выжать, и вложил все до цента в строительство гостиницы.
Льюк прочесал свои густые волосы рукой.
– Отец сказал, что возьмет на себя отдых туристов, а я буду заведовать скотофермами. Но я совсем не хотел, чтобы ранчо стало бесплатным приложением к гостинице, забавой для толпы туристов. Мне была ненавистна мысль, что ранчо, которым владели четыре поколения семьи, на котором я вырос, превратится в нечто вроде увеселительного парка «Старый Запад».
Вот что его печалит; значит, в душе его все же есть чувствительная струна. При этой мысли Джози сама вдруг стала сентиментальной.
– И что же дальше?
В ответ он тяжело вздохнул:
– Мы поссорились, и я уехал.
– Куда же?
– В юго-западную Оклахому, там я управлял чужим ранчо.
– Вы поддерживали связь с отцом, пока отсутствовали?
– Да, мы обменялись несколькими письмами и телефонными звонками, но отношения были не из лучших. Он все время звал меня домой, но я не возвращался. Не хотел видеть, как изменилось ранчо, не хотел видеть эту чертову гостиницу. Мне было тошно даже думать о ней.
Ну что ж, вполне можно понять, ведь он так любил ранчо, с сочувствием подумала Джози.
– Консуэла говорит, что вы приехали, узнав, что отец заболел.
Снова желваки заиграли на скулах.
– Я бросился в машину, как только она позвонила. – Он долго молчал, глядя прямо перед собой, и наконец выдавил из себя: – Но было уже поздно.
– В каком смысле?
– У отца был инфаркт, и он умер, не приходя в сознание.
– О, Льюк, я так вам сочувствую.
– Он загнал себя в гроб работой, стараясь управлять сразу и гостиницей, и скотофермами. Пока я отсутствовал, ранчо пришло в упадок, но отец скрывал от всех, насколько плохи дела. – В голосе Льюка звучала горечь. Он провел ладонью по лицу. – Мне не следовало уезжать; если бы я был дома, я взвалил бы на свои плечи половину всех забот, и, может быть, он бы уделял больше внимания своему здоровью. Может, я нашел бы хорошего врача, пока еще можно было поправить дело.
У Джози заныло сердце.
– Неужели вы вините себя в его смерти?
– Да, я считаю, что виноват именно я. – Он мельком взглянул на нее, и она уловила боль в его глазах. – А стоит чуть-чуть забыться, проклятая гостиница напоминает мне обо всем.
Так вот почему он невзлюбил гостиницу – она напоминает ему о ссоре с отцом! Его мучает совесть за то, что он отсутствовал, когда был так нужен родному человеку, за то, что они не помирились перед его смертью. И это разъедает ему душу.