Зак внезапно заартачился. Дженни едва могла в это поверить.
– Где он? – спросил Зак.
– В чулане. Скорее!
Зак все еще был мрачен.
– Ты же не думала, что…
Том резко повернул его лицом к двери и изо всех сил толкнул. Зак полетел вниз, растопырив руки и ноги и переворачиваясь в воздухе.
Во всем этом был определенный риск. Они слепо доверились судьбе. Нет, не судьбе – Джулиану, что, несомненно, было еще опаснее. Пришлось поверить, что, отпуская друзей Дженни, он готов был отпустить их живыми.
«И поверить дедушке Эвенсону, что удерживающая руна действительно удерживает», – думала Дженни.
Том схватил ее за руку обеими руками. Небо сияло розовым золотом.
Они взглянули друг на друга и одновременно шагнули в бездну.
И тут появилось солнце. В ту же секунду небо стало того удивительного цвета, который Дженни видела всего лишь раз. Немыслимо голубого, как глаза Джулиана.
«Сколько ни падай в обморок, все равно никогда к этому не привыкнешь», – поняла Дженни, медленно приходя в себя.
Она лежала на чем-то прохладном и очень твердом.
На полу, выложенном мексиканской керамической плиткой.
Она села столь поспешно, что едва снова не лишилась чувств.
Первым предметом, который она увидела, была игра.
Она по-прежнему лежала в центре кофейного столика. Крышка от белой коробки валялась на полу возле стола. Руна Уруз на ней была тускло-ржавой.
Викторианский картонный дом возвышался во всей своей красе, сверкая яркими красками в утреннем свете. Только листочки с их кошмарами исчезли из комнат – и бумажные куклы, изображавшие их самих, тоже пропали.
Дом выглядел мирным, безобидным, рядом с ним на столе лежала коробка с мелками Джоуи.
– Может, нам все это приснилось? – хрипло проговорил Майкл.
Он лежал с другой стороны стола, рядом с Одри, которая как раз поднималась на ноги. Ее золотисто-каштановый гладкий пучок окончательно растрепался, превратившись в львиную гриву. Из-за этого Одри казалась не такой, как прежде, – более свободной, что ли.
– Это не сон, – непривычно тихо сказала Ди, разминая затекшие длинные ноги. – Саммер нет.
Зак поднялся и сел на кожаный табурет. Он молча потирал лоб, словно у него раскалывалась голова.
Дженни посмотрела на Тома.
Он медленно вставал, держась за стол. Дженни поддержала его под локоть, и он благодарно взглянул на нее. Том изменился. Пожалуй, даже сильнее, чем Одри. Он выглядел измученным и печальным, и в нем не осталось ни капли былой самоуверенности. В его глазах появилось новое выражение, какая-то смесь грусти и благодарности, которой Дженни затруднилась бы дать точное определение.