– Мне все равно, что скажут обо мне эти ублюдки-избиратели. Плевать я на них хотел. К черту Америку! К черту! В этой идиотской стране тебе выкручивают руки и принуждают делать то, чего ты не хочешь делать. Только потому, что так хотят другие. Кто? Ханжи-домохозяйки, которые, отправив детей в школу, предаются утолению своей похоти с молочником, зеленщиком или каким-нибудь бедным студентом, подрядившимся стричь газон. Еще эти чертовы пенсионеры – те идут к избирательным урнам дружной толпой, предварительно перемыв все до одной косточки кандидатам. Дерьмо! Они привыкли видеть в политическом деятеле евнуха, кастрата или в лучшем случае импотента. Бедняге строго-настрого запрещено влюбляться…
– Но разве вы не влюблены в вашу жену? – тихо спросила Юнис, не отрывая глаз от огня в камине.
– Влюблен! Ха-ха! Черт бы ее побрал вместе с ее мамашей, сующей свой длинный нос в чужие дела. Это дерьмо, в котором я вынужден сидеть во имя того, чтобы… – Он вдруг замолчал, глотнул из стакана виски и, бросив взгляд в сторону неподвижно сидевшей на полу девушки, спросил: – Но ведь ты не напишешь об этом в своем журнале, верно?
– Нет. Я люблю вас и желаю только одного: помочь вам.
– Помочь? Мне?.. – Бернард остановился сзади Юнис и, глядя на ее совсем детскую макушку, сказал: – Мне уже не поможет никто. Потому что я потерял ее навсегда. Она… она покончила с собой. И в этом виноват я. Она… – Он вдруг опустился на пол рядом с Юнис и прижался головой к ее груди. – Ее забрал океан. Она принадлежит вечности, а я… я остался здесь, в этом мерзком, вонючем…
Он плакал, а Юнис с материнской добротой гладила его по голове, щекам, спине.
– Я помогу тебе, Берни, – твердила она. – Только люби, люби меня…
Они провели на ранчо двое суток. Юнис оказалась на редкость искусной любовницей. Бернард стонал и извивался от наслаждения, когда она массировала его член своими умелыми пальцами. Юнис, казалось, знала сотни способов сделать мужчине приятное. Однажды в перерыве между изнуряющими ласками он спросил у девушки:
– Откуда тебе известны все эти штучки? Ничуть не смущаясь, она ответила:
– У меня был хороший гуру.[1] Он внушал мне, что цель жизни женщины – делать приятное мужчине. Искусство доставлять наслаждение почти утеряно в веках. Но есть люди, которые собрали эту мудрость по крупицам и передают ее другим. Это великое искусство, Берни. Но им можно пользоваться лишь в том случае, если любишь по-настоящему. А я люблю тебя. Люблю.
Он, разумеется, не заметил, что девушка при этом сложила за его спиной два кукиша, – он млел от тщеславного восторга, забыв про все на свете.