Ему осточертела эта страна, где люди убивают друг друга из страха, от лени что-либо понять, в силу природной – генетической – жестокости. Ему казалось порой, что сюда собрались маньяки со всего света, которых, как наркотик, возбуждает вид пролитой крови. Таких людей было слишком много, а потому, думал Анджей, войны на Земле не прекратятся никогда.
Его репортажи будут читать те, кто и без того осуждает эту бессмысленную войну. Другие, ее одобряющие, ничего подобного не читают. А потому занимается он бессмысленным делом. К черту эту профессиональную одержимость – он забыл, когда в последний раз принимал ванну и ел нормальную европейскую пищу.
Если верить карте, которую дал ему в Джелалабаде коллега, корреспондент «Радио Рома», эта территория не контролируется никем. Однако Анджей знал, что карты составляются людьми, ни хрена не разбирающимися в расстановке сил. Впрочем, кто в ней разбирается?
Русские скоро уйдут, думал он. И начнется страшная междоусобица, пока власть не достанется кому-нибудь сверхкровожадному и бесчеловечному. Как ни парадоксально это звучит, но лишь такой человек способен спасти истерзанную войной страну и силой заставить людей растить деревья и злаки, а не сеять смерть. Таких людей обычно осуждают современники, зато возвеличивают потомки. Тому пример Петр Первый. Когда-то с ним рядом наверняка поставят Сталина. Это сейчас русские вытирают об его давно сгнивший труп ноги.
Анджей встречался и разговаривал с местными жителями. Все они, даже интеллигенция, казались ему религиозными фанатиками. Но он вскоре понял, что такими их сделала война. Ему приходилось бывать в мусульманских странах, где люди спокойно жили и занимались мирным трудом. Да, почти все без исключения мусульмане почитают аллаха и его пророка Магомета, но фанатики среди них встречаются не чаще, чем среди католиков или протестантов.
Он вспомнил Россию послевоенных лет и идеологический фанатизм, которым были заражены все эти оборванные, полуголодные люди. Ни тогда, ни сейчас он их не осуждал, но и не жалел. Каждый выбирает то, что ему по душе. Афганцев он жалел – им навязали эту войну люди другой веры, а точнее, те, которые не верят ни во что, сумев поссорить между собой мусульман.
Нет, определение «русские» очень неточное. Здесь, в этом страшном котле войны, варится не один десяток людей различных национальностей, да и те русские, с кем ему довелось встретиться, очень разные. Одни с пеной у рта доказывают свою правоту и искренне верят, что пришли в чужую страну с освободительной миссией. Это не русские – это советские, новая раса, выращенная на щедро удобренной марксистской утопией почве. Другие – их, оказывается, не так уж и мало – стыдятся того, что вынуждены делать. Их грызет совесть. Ему рассказывали про одного старшего лейтенанта, который пустил себе пулю в лоб, узнав, что в колонне, которую обстреляло из гранатометов его подразделение, были в основном женщины, дети, старики…