Она хотела сказать, что у нее болит душа за Лиззи, но решила не нарушать зыбкий Машин покой.
– Деньги? – переспросил Толя, машинально протягивая руку. – А зачем нам деньги? У нас в Плавнях все свое.
– Я знаю. И все равно возьми. Пригодятся.
– Бери – она ужас какая богатая. – Маша лукаво подмигнула Толе. – Купишь мне обезьяну и говорящего попугая. И я стану бродячей циркачкой. С детства мечтала быть бродячей циркачкой…
Рано утром Толя съездил за билетами. Он вернулся очень счастливый и с большим букетом алых гвоздик.
В его отсутствие в номере побывали два водопроводчика, хотя с сантехникой все было в полном порядке и их, разумеется, никто не вызывал.
– Я позвонила Дэну. Это мой приятель-журналист, – сказала Сью. – Он сейчас подъедет и отвезет вас к себе. Давайте попрощаемся…
В эту минуту запищал радиотелефон, и Сью кинулась к аппарату. Сняв трубку и услышав голос Берни, она оглянулась на Машу и направилась в спальню. Когда она вышла, на ней не было лица.
– Умерла мать. – Это была первая пришедшая на ум ложь, но отрезанная от всего мира Маша наверняка не могла знать, что Сьюзен Тэлбот-старшая почила почти два года назад.
– Бедняжка, – посочувствовала Маша. – Немедленно вылетай домой. У нас все будет в порядке.
Они распрощались на скорую руку. Маша с Толей плакали. У Сью тоже поблескивали глаза…
Дэн, веселый молодой парень, отвез их на какую-то квартиру. Потом они вышли через черный ход во двор и сели в другую машину. Дэн велел им лечь на заднее сиденье.
Их развлекала эта таинственность, и они, лежа валетом на мягком широком сиденье роскошного лимузина, тихонько посмеивались. Внезапно Маша сделалась серьезной.
– А он все еще у них…
Толя понял, что она имеет в виду Яна. Дэн привез их на вокзал за час до отхода поезда и сказал:
– Хвоста пока нет. Я смываюсь. А вы – быстро в толпу. Да хранит вас Бог.
…Толя проснулся от толчка. Поезд резко затормозил и остановился. За окном простиралось черное беззвездное пространство. Слышно было, как по стеклу стучали крупные капли дождя.
Маша безмятежно спала. В голубом свете ночника ее лицо казалось прозрачным.
По коридору шли какие-то люди, громко переговариваясь между собой.
Толю вдруг обуял страх. Откуда-то из детства нахлынуло воспоминание: двое мужчин в милицейской форме пытаются вывести мать из дома, а она упирается и причитает: «Господи, прости их, грешных. Прости, Господи…»
Он протянул руку и защелкнул замок в двери. Потом нагнулся и вытащил из сумки небольшой топорик.
Он знал, что изрубит на куски каждого, кто посмеет прикоснуться к Маше. Он будет сражаться до тех пор, пока сам не рухнет замертво. Но, пока жив, он не отдаст им ее.