Когда я был молод и мог перейти перевал, не очень это заметив, а ледяные арки, оставшиеся от зимы, над рекой хороший мост, в те времена очень далекого путешествия я разговаривал с женщиной; она сказала мне потом, перед отъездом: «Ты уезжаешь? А я люблю тебя без памяти».
Мой спутник, строгий спутник из другого картвельского племени, утешил меня: «Забудь и не вспоминай, вздыхая. Она сказала тебе любезность, зная, что она никогда тебя не увидит».
И тогда я запомнил, что в кавказской реке трудно потонуть; она так стремительна, что крутит камни и создает гнезда их на каменном лоне реки. Река ломает, а не топит. Она может убить и выбросить.
Это не река русалок.
Толстой, приводя в порядок огромные залы, для него самого наполненные памятью давно или недавно написанного, Толстой говорил о любви крестьянки; но в этом была и мысль о крестьянке вообще; тульской крестьянке, но неизвестного века. Неизвестных отношений к чужому освещенному дому, куда она, может быть, ходила мыть полы, не больше.
Толстой для детской книги, книги первого чтения, написал своего «Кавказского пленника». И эту книгу он считал, по крайней мере говорил, что считает, чуть ли не единственно правильно написанной, понятной, не лгущей.
Лгущей невольно повестью.
Перед Толстым была впереди и «Анна Каренина», и «Воскресение», и «Хаджи-Мурат».
Но он объявил своей столицей сакли «Кавказского пленника».
В повести спокойно и точно описывается, почему люди разных племен не всегда любят друг друга. Встречаемся мы с русским немолодым офицером, человеком, дома привыкшим к молчаливой нужде, и вот сегодня у него есть девочка, которая любит искусство, и это смелое, неожиданное принятие европейской лепки фигур женщиной другого племени, другого воззрения, и даже не женщиной, девочкой. К русскому человеку Жилину горцы относятся по-разному, у них разные биографии, разные столкновения с русским, разный быт.
Жилин со своим мастерством, со способностью починить часы, сделать игрушку – без особенного энтузиазма и заинтересованности – признается за человека более технически образованного.
Не любовь, а дружба связывает Жилина с Диной, девочкой, бедной девочкой из реального аула, заселенного людьми, изгнанными из долин.
У русского есть свой, русский товарищ, он богат, избалован, труслив, он не помог соплеменнику, когда дело шло о спасении из плена. Это определенно описанный человек.
Побег описан очень точно. Жилин приучает к себе собак. Жилин дружит с мальчиком, лук ему дарит, чтобы потом посмотреть с горы.
Где же русская крепость?
Бегство происходит не при помощи лестницы, а при помощи шеста, который сунут в яму Диной. В яму попали русские пленники за первый побег. Шест взят известно откуда, с какой крыши; и девочка Дина, сделавшая все для побега, плачет в этот момент, она покидает друга; ее странной точностью сказано – друга по искусству, она любит искусство, как дети любит лепку. Люди – братья, узнавшие о своей родине.