Вдруг, от ближнего ко мне края даков, сквозь ряд наших прорубается огромный полуголый воин. Он наводит ужас на моих фракийцев одним своим видом. С ног до головы заляпанный кровью, гремя толстыми золотыми браслетами на руках и ногах, вопя, как атакующий слон, он со свистом размахивает здоровенным двусторонним топором-лабриумом над головой. Сам!
Я злю Орлика, - щипаю его за круп, дёргаю ему губы удилами вправо-влево. О Творцы моего Гирлеона, как плохо без шпор и стремян! Тирцебал широченными прыжками несётся прямо ко мне. Я сухо поджимаю губы, на скулах у меня привычно натягивается кожа. Ну-ну, давай же. Хватит, побегал я за тобой, и вот теперь ты сам стремишься навстречу своей смерти. Его замечает молодой Спирос. Он что-то отрывисто кричит своему десятку. Я улавливаю фракийское: наперерез!
- Не сметь!!! - реву я, как берберийский лев. - Не сметь, Спирос, уши отрежу! Князь мой!
Я толкаю Орлика в тяжёлый галоп. Мы с Тирцебалом стремительно сближаемся, я отвожу правую руку со спатой назад, он на бегу заносит свой страшный топор над головой. Только бы спата выдержала, - проносится в уме, за последние две декады рукоять здорово разболталась…
За миг до столкновения я ловлю его взгляд, - ничего человеческого, ни капли разума, только лишь волны горячей крови! Я резко натягиваю поводья, поднимая Орлика на дыбы, лошадиные копыта бьют воздух над головой Тирцебала. Его топор описывает широкую дугу и врубается моему коню в выемку под шеей. Удар настолько силён, что мой бедный Орлик от него начинает заваливаться назад. Кровь бьёт из раны на несколько локтей вверх. Я соскальзываю с падающего коня и оказываюсь слева от князя. Тирцебал, мгновенно разворачивается ко мне и снова заносит топор над головой. Ну, вот и всё! Я, подогнув правое колено, резко втыкаю спату ему в живот, повыше, под диафрагму, и привычным движением проворачиваю свой длинный кавалерийский меч у него во внутренностях. Тирцебал, шумно выдохнув, роняет топор себе за спину. Он тяжело опускает руки мне на плечи, но силы уже начинают покидать его. Я легко освобождаюсь от его слабеющей хватки и, отступив на шаг назад, вытаскиваю спату. Тирцебал кашляет мне в лицо кровью. Я смотрю ему в глаза. Ничего, - одна кровавая пустота.
- Умри, князь, - говорю я ему на Извечной Речи. - Умри, и родись вновь с покоем в Душе.
У него в глазах мелькает что-то вполне человеческое. Надежда? Я, широко размахнувшись, обрушиваю на умирающего страшный последний удар. Разрубив ему левую ключицу, моя длинная спата застревает в позвоночнике и грудной кости царя. Звонко цокнув, рукоять меча остаётся у меня в кулаке. Тирцебал, крутанувшись на одной ноге, тяжело грохается на бок. Словно трухлявый дуб, - думаю я.