- Ну что, Илюшка? Я что-то опять, да? Надо мной опять смеёшься? Гад, тогда. Гад зеленоглазый…
- Да ну, мнительный ты, самурай! Не, глянь! Стёпа ваш, берберийский. Блядь! То есть, Б. То есть: to fuck my bald skull! То есть, - горе моей кудрявой голове, - это в совсем уж вольном переводе. Пасёт, хищник, меня…
- Брысь! Вот же! Хищник, куда там, - вот Егорыч из больницы вернётся…
- И что? Это… ты ложись, как лежал, - мне хорошо было, Гришка…
- Да? Супер, мне тоже в тему… вот, так хорошо. А Егорыч его мухой в стойло поставит, - если ты ему новый баллончик в “Prokiller” поставишь.
- Блядь, он что, в кота вашего стрелял?
- А ты чо, против? Я нет. Тот хоть пистолета бояться стал, - как в руки возьмёшь… Ха, и название ведь! «Прокиллер», - тема.
- Гришка, я его не из-за названия купил, - хмуро отзывается Илья. - Просто… Ну, я не знаю, какого хрена японцы его так назвали! Это же просто клон Кольта M1911, а чо они его так… Он почти копия такого пистолета, Ле Байер, это американская фирма, Кольты под «практику» выпускают, и для ещё там… фирма редкая… И известная у «практиков», суперспорты делают, - в натуре супер! Качество, - песня! Я этого «японца» потому и купил, - тоже качество супер, и почти копия Ultimate Master Ле Байера.
- А где купил, у нас? Дорого?
- В Москве, четыре с половиной сотни… м-м…
- Ну-у… четыреста пятьдесят рублей, - ну, нормально…
Илюха смеётся, поворачивается ко мне лицом, - моя правая ладонь с его талии перемещается на спину Ильи, он своей левой рукой обхватывает меня за шею, и так получается, что я упираюсь ему лицом в изгиб шеи. Я кручу носом, я ввинчиваюсь им… так. Мягкий воротник мастерки сдвигается, и мне хорошо упираться носом… губами… лицом, короче, мне хорошо и удобно упираться в изгиб Илюхиного плеча и шеи, - хорошо и удобно, - но, главнее, что хорошо…
- Ну да, - шепчет Илья мне снизу в ухо, - четыреста пятьдесят. Рублей… Хм, нормально…
- А чо? - тоже шёпотом спрашиваю я в Илюшкин изгиб плеча и шеи… кожа его… под моими губами такая… хорошо…
- Гриша, я только что признался тебе, что убил двоих человек. Это как? И тут же мы с тобой про пистолет, ёб…
- Ха, «людей» нашёл, - я опять шепчу, опять Илюшкина кожа под моими губами, и жилка вот теперь бьётся, это вообще, кайф такой… но… надо… эх, зашибись мне вот так вот, губами и носом в гитарный изгиб этого, уже широченного плеча, и ещё нежной шеи, да надо… и я неохотно откидываюсь, смотрю Илье в закрытые глаза, и всё равно, даже сквозь его закрытые веки я вижу в Илюхиных глазах нефрит и изумруды древних Богов и героев, и я, млея оттого, что эти сокровища так близко от моих губ, что они совсем рядом, на нашем диване, у меня дома, они мои… почти что, я тихо, но всё же в голос, внятно говорю Илье в закрытые, чуть подрагивающие от моего дыхания веки: - Знаешь что, Илья? Мне только одно жалко, что меня с тобой не было. Я, когда ты про этого… эту суку рассказал, я Ненависть почувствовал, - ну, я так думаю, что это у меня Ненависть была. Вот. Жалко мне, что и я их не помог тебе… что с тобой меня не было. И Тихона твоего, - очень мне жалко, что я его не знал, и не узнаю, но ты мне расскажешь, - да? И я узнаю. И тоже его помнить стану… буду. И любить тоже… Если ты разрешишь. А то, что ты их… убил, - это… так и надо было. И ещё: - я тебе поверил, сразу, и тому поверил, что ты их убил, и тому, что только так и надо было. Вот что я тебе хотел сказать.