Рассуждать о вечной любви сейчас, когда предстояло достать с балкона и вывезти за пределы города чертово кресло, было верхом нелепости. Евгений осторожно раздвинул шторы, нащупал в темноте спальни кнопку и включил тусклый светильник. Бледно-желтое пятно разлилось по стене тоскливым светом. Открыв обе створки окна, он разобрал ворох старой одежды и газет, прикрывающих единственную из оставшихся в доме «улик», и через подоконник втащил кресло в комнату.
Пятно на обивке потемнело. Сейчас, при отсутствии нормального освещения, оно выглядело уже не так угрожающе. При желании его можно было принять, например, за след от пролившейся нечаянно на обивку кресла чашки кофе.
«При очень большом желании», – криво усмехнувшись уголком губ, подумал Евгений. Но все же смотреть на пятно было совсем не страшно. И запаха не было.
Сзади послышался шорох. Обернувшись, он увидел проснувшуюся Яну. Она сидела на кровати и растерянно наблюдала за его манипуляциями. В темноте ее сонные синие глаза казались темными и незнакомыми.
– Вот, – сказал он, как будто оправдываясь. – Решил все-таки от него избавиться.
Она все молчала и продолжала смотреть на него, словно думая о чем-то своем.
Евгений раздраженно кашлянул, возненавидев себя за этот извиняющийся, трусливый тон. Снова поднялось чувство бессильной и яростной обиды, подменив едва промелькнувшую и растаявшую, как облако, нежность. День начинался, и все становилось на свои места.
– Считаешь, лучше его оставить? Может, в гостиную перенести, на прежнее место поставить? – поинтересовался он злым шепотом. – Чтобы каждую секунду оно напоминало мне о содеянном?
– Нет. – Она покачала головой, зевнула и пригладила ладонью растрепанные волосы. – Не считаю. Я просто еще не совсем проснулась.
Чуть хрипловатый от сна голос тоже казался чужим, как и взгляд. Евгений закрыл окно, несколько секунд постоял еще в раздумье в спальне и вышел в коридор. Уже застегивая куртку, бросил в темноту спальни:
– Я за машиной! – и вышел, осторожно прикрыв дверь. Он не стал пользоваться лифтом, понимая, что лишний шум в подъезде сейчас ни к чему. Неприятное чувство шевелилось внутри – он таился, как будто и в самом деле был преступником, скрывавшим улики, изобличающие его причастность к убийству. От бессонной ночи голова гудела, кружилась слегка, но все же болела не так сильно, как накануне. Если и была в это утро гиря внутри, то гораздо меньшего веса и объема.
Со стоянки он отогнал машину в гараж. Кирпичный гараж, который он купил несколько лет назад вместе с квартирой, был расположен совсем рядом, почти под балконом. Родители, жившие на другом конце города, ставили здесь свою старенькую «шестерку», которой пользовались очень редко, только в дачный сезон. Заодно здесь был устроен склад для консервов, а в погребе по старинке запасалась на зиму картошка.