Теперь же воспоминания текли рекой. Бурным потоком, словно прорвавшимся сквозь невидимую плотину лет, разделяющих это хмурое ноябрьское утро и тот вечер почти пятнадцатилетней давности, в котором два неумелых подростка играли во взрослые игры на диване в родительской спальне, а желтая долька луны наблюдала за ними в узкую щель между оконными шторами. Почему сейчас, когда жизнь трещит по швам и рвется на части, этот давнишний вечер вдруг стал для него таким важным, почему именно он превратился вдруг в ту самую соломинку, за которую хватается утопающий, не надеясь уже больше ни на что, Евгений не знал. Он только чувствовал, с каждой убегающей минутой чувствовал все сильнее, что соломинка оказалась спасительной, и ему начинало казаться, что где-то вдалеке уже виден силуэт долгожданного берега, окутанного густым туманом, но все-таки различимого.
«Только бы закончился этот кошмар, – подумал он, уже почти подъезжая к дому. – Только бы он закончился, а потом…»
Что значило это «потом», что за ним стояло, он пока не знал и не собирался копаться в себе, находя ответы на вопросы, время которых еще не пришло.
Погрузившись в эти новые мысли, Евгений совершенно забыл о том, что собирался купить сигареты в круглосуточном магазине, и вспомнил только уже почти подъезжая к автомобильной стоянке возле дома. Пришлось развернуть машину и проехать метров двести в обратном направлении. Припарковавшись на пустой площадке возле мелькающего желто-зелеными огоньками в сумраке едва пробуждающегося утра мини-маркета, он быстро вышел из машины, по дороге доставая из кармана портмоне. На улицах по-прежнему было безлюдно, и только под козырьком магазина он заметил скрючившуюся от холода высокую и тощую мужскую фигуру. Застывший силуэт в неясном свете издалека можно было принять за странную скульптуру, установленную у входа в мини-маркет по прихоти какого-то свихнувшегося на собственной оригинальности дизайнера интерьеров.
При ближайшем рассмотрении скульптура оказалась обычным живым мужиком, лет от сорока до пятидесяти, заметно страдающим с похмелья. Сверкнув красноватыми белками печальных глаз, он проводил Евгения каким-то умоляющим собачьим взглядом, но ничего не сказал. Не решился, видно, внаглую попросить червонец на утреннюю «дозу», надеясь, что его поймут без слов.
Евгений не стал проявлять сочувствия – не из жадности, а только лишь потому, что вид алкоголика заставил его внутренне содрогнуться, снова вспомнить то, о чем он так удачно сумел забыть в последние полчаса. Проклиная в душе этого так некстати попавшегося на пути бражника вместе с его похмельным синдромом, он купил прямо на кассе, не проходя в пустой торговый зал, блок сигарет. Сунул в карман несколько помятых десятирублевых купюр, пожелал молоденькой продавщице-казашке, зевающей у монитора, удачного дня и вышел, на ходу срывая целлофан с сигаретного блока. Курить хотелось смертельно. В предвкушении первой затяжки он уже наклонился над маленьким пламенем зажигалки, и в этот момент из-за спины послышался голос: