В школьные годы Олимпиада посещала секцию карате, так что инцидентов с битьем пацанов стало гораздо больше. К Евгении Петровне неоднократно приходили родители пострадавших и жаловались на дочь. В университете в Липе неожиданно проснулась трепетная девушка, она первый раз влюбилась. Но когда предмет любви ей изменил, она чуть не сделала его инвалидом. Впрочем, дочкина первая любовь Евгении Петровне не нравилась, и она нисколько не жалела, что изменник после общения с Липой стал заикаться. Были и другие потерпевшие от Липиной сильной руки. Поэтому в то, что ее дочь избивали, Евгения Петровна нисколько не поверила. Но разве ж это объяснишь соседкам?! Старые маразматички уже ничего не помнят.
Евгения Петровна откинула газету в сторону и тяжело вздохнула. Бог, если хочет наказать женщину, посылает ей дочь. Этого воина в юбке, которого никак не спровадишь замуж. Безусловно, с возрастом Липа стала спокойнее и тише, но откуда взялась эта ненависть к мужчинам? Неужели дочь заделалась ярой феминисткой, и теперь Евгения Петровна может забыть о внуках и похоронить свои мечты о подгузниках и сосках? Как бы она отлично смотрелась с розовой коляской, в которой сопела бы Липина малышка. Соседки бы захлебнулись ядом при виде этой розовой картины.
Может быть, стоит поговорить с дочерью на эту тему? Пусть родит малышку, используя искусственное оплодотворение, раз у нее появилось стойкое отвращение к мужчинам. А уж Евгения Петровна найдет, как выкрутиться перед соседками. К примеру, скажет им, что муж Липы – дипломат, работает на Крайнем Севере, налаживает отношения с местными аборигенами. Или бороздит просторы Вселенной на многоразовом челноке, до одной только Венеры лететь полжизни. Или целую жизнь? Лучше сказать соседкам, что Липин муж жертвует собой, испытывая новый лекарственный препарат от СПИДа. Нет, лучше от туберкулеза или от саранчи. Может же он что-нибудь испытывать на себе! Главное, чтобы Липушка согласилась Евгении Петровне кого-нибудь родить, а уж она придумает что-нибудь.
У входной двери послышалась возня, и в коридоре зажегся свет.
– Липа, это ты?! – осторожно поинтересовалась Евгения Петровна.
– Я, мамуль, я, – устало ответила дочь и показалась в комнате. – А ты чего в темноте сидишь? Не иначе как мечтаешь? Опустись с небес и помоги мне что-нибудь поджарить, я так есть хочу, просто ужас!
– Где это ты изголодалась? – Евгения Петровна встала и направилась на кухню.
– А, – махнула рукой Липа, – ездила к одному неблагодарному типу, возвращала ему шарф. Так его невеста закатила мне такую истерику, что вспоминать страшно. – Липа чмокнула мать в щеку и призналась: – Так и хотелось ее прибить, рыжуху чокнутую!