Максим же опрометью кинулся к ожидавшему его Софрону и бросил встревоженно:
– Ходу! Здесь Хомутов!
Софрон не знал, кто такой Хомутов, но он впервые видел Максима в таком состоянии.
Вскочили в повозку, запряженную свежими лошадьми, и тут же на крыльцо вылетел тот самый жандармский офицер:
– Стой, Волков! Я тебя узнал! Держи беглого!
Софрон хлестнул коней, тройка понеслась, и скоро пермская застава скрылась из виду.
Хомутов, как оказалось, был петербургский жандармский офицер, когда-то участвовавший в разгроме группы боевиков, в которой состоял Максим...
Теперь пользоваться документами Стрекалова и его попутчиков было нельзя, приходилось рассчитывать только на себя. Стало ясно, что на всем протяжении пути до Санкт-Петербурга будут разосланы депеши о задержании беглого каторжника Максима Волкова.
Максим был страшно подавлен и безропотно согласился с доводами Софрона о том, что нужно отсидеться-таки в нижегородской глуши.
* * *
– Как-то странно ты себя ведешь, смертный, – хихикнула Алёна, слегка коснувшись одной из самосветящихся шампанских бутылок.
Понтий содрогнулся, хотя прикосновение было просто никаким, скорее даже намек на прикосновение, чем оно само.
– Неужто по нраву пришлось мое щекотанье?
Понтий висел молча, только тяжело дышал.
– Молчание, однако, знак согласия, – проговорила Алёна задумчиво. – По нраву, стало быть. А может, тебе еще чего-нибудь хочется? Ась?
По животу Понтия прошла судорога, однако ни слова не прозвучало.
– Опять же молчание, и опять же знак согласия, – констатировала Алёна. – Хочется, стало быть. И чего же тебе охота? Неужели новых ощущений? Неужели с нечистью домовой сношаться?
Понтий вздрогнул так сильно, что ощутимо закачался из стороны в сторону, и Алёне вдруг пришло в голову, что парень молчит вовсе не в знак согласия со всеми ее предложениями, которые сильно отдавали извращенностью. Очень может быть, что у него от ужаса в зобу дыханье сперло, и он просто не может ничего изречь.
Нет, такая ситуация ее никак не устраивала. Она еще рассчитывала добиться от Понтия некоторой откровенности – причем отнюдь не о его сексуальных пристрастиях, а о предмете их с Зиновией тщательных поисков. И следовало спешить, спешить – Алёна обладала очень четким чувством времени и просто-таки кожей чувствовала приближение переполошенной Зиновии с подмогой. Очень может быть, с Феичем и Лешим! Нет слов, она будет очень рада их видеть, однако не сию минуту. Сначала дело нужно сделать, подумала эта типичная Дева и повела допрос дальше.
– Ну, так и быть, – произнесла наша писательница голосом феи-крестной, которая обещает Золушке вальс с принцем. – Нечисть так нечисть, сношаться так сношаться! Устрою я тебе свидание с дочкой домового. Ох и красавица! Очень людей любит. Вот меня, проси не проси, никакими пряниками не заманишь к человеку в постель, а она аж ножонками сучит от нетерпения... Что ж, всякое бывает. Если домовым и подполянникам можно баб человеческих щупать и иметь, то почему девкам нашего племени нельзя мужиков ласкать? Вот так и она – лишь только завидит какого ни есть мужичонку, пусть даже самого плохонького и хиленького, так и затрепещет вся. Сейчас я ее покличу, и она тебя обиходит...