– А я подожду, Годивелла, я подожду! Вот здесь. Когда вы меня остановили, я хотела зайти в часовню помолиться. И я выполню свое намерение. А потом зайду к вам.
Гортензия говорила непререкаемым тоном. Не дожидаясь ответа, она толкнула дверь; послышался скрип давно не смазанных петель…
– Этой часовне не везет, – усмехнулась Гортензия. – Стоит заброшенная. Это так не похоже на добрых христиан…
Сердито пожав плечами, Годивелла повернулась так резко, что взметнулись ее черные юбки, а Гортензия зашла внутрь часовни. Это был маленький темный храм, похожий на пещеру. Свет едва проникал сюда через узкие окна, наполовину закрытые плющом, освещая статую Святого Кристофера, этого доброго великана, который однажды переносил через реку Христа-ребенка и чуть не уронил его, ибо ребенок нес с собой всю тяжесть грехов людских…
Гортензия всегда любила эту церковь и ее каменного святого, чье лицо было исполнено бесконечной доброты. Она часто приходила сюда помолиться после того, как старый маркиз де Лозарг снял запрет. Теперь она вновь черпала здесь силы и мужество.
– Вы тот, кто ведет путешественников сквозь мрак жизни и козни врагов, – молилась она. – Кто защищал меня и хранил на моих дорогах, я обращаюсь к вам с мольбой. Дайте мне немного вашей силы в той борьбе, которая мне предстоит. Не позвольте мне пасть под тяжестью горя и несправедливости. Человек, которого я люблю, отдаляется от меня. Он готов отвергнуть меня, и я боюсь, что если я потеряю его поддержку, то впаду в отчаяние…
Молитва облегчила ее душу, так же, как светлый золотистый полумрак старой часовни. Через открытую дверь до нее доносилось пение птах. Их было много возле старого храма.
Некоторые из них – перелетные птицы, которые скоро отправятся в дальние края, и прилетели сюда, словно для того чтобы перед началом перелета попросить поддержки у покровителя путешественников.
Поднимаясь, она невольно повела плечами, как это делают носильщики, снова взваливая на себя груз. Она лишь на мгновение опустила свою тяжесть к алтарю. Теперь она была готова к новым испытаниям. А они не замедлят явиться, если судить по враждебному отношению к ней Годивеллы. Направляясь к старому дому управляющего, Гортензия подумала, что Франсуа, пожалуй, был прав, говоря, что злой дух витает здесь, смущая самые чистые и самые сильные души.
Вид дома, на пороге которого ее ждала старая служанка, ее удивил. Как в большинстве сельских домов этого края, кухня здесь служила одновременно столовой и даже спальней. Но здесь совсем не чувствовалось присутствия кухни: хотя на столе стояла чашка дымящегося кофе, в очаге горел лишь небольшой огонь и не было никаких признаков того, что здесь готовится еда. Раньше Годивелла была постоянно занята тем, что месила тесто, рубила фарш или нарезала ветчину или колбасу. Теперь же здесь была идеальная чистота, никаких колбас, свисающих с балок, и никаких запахов кухни. В комнате царил идеальный порядок, и на одном краешке натертого воском стола были разложены книги, бумага и чернильница.