– Неужели это вы? – закричал он. – Ах, какая радость! Сам господь бог послал вас, милая… то есть, я хочу сказать, госпожа графиня!
– Забудьте о графине, Франсуа, мы же с вами друзья. Я тоже рада вас видеть. Нам с вами столько нужно друг другу рассказать! А надолго вы на базар?
– Да нет, только вот куплю масло для ламп, свечи и курам зерно, и обратно!
– Тогда, может, подвезете меня? А то я дожидалась Шапиу, потому и пришла на базар.
– Шапиу? Неужели вы хотите ехать в Лозарг?
– Да, да, Франсуа, я еду в Лозарг. Маркиз отнял у меня сына, и я хочу забрать его обратно.
Прямой и открытый взгляд фермера мигом омрачился.
– Не делайте этого, госпожа Гортензия! Вам будет худо! Надо ехать в Комбер. В Комбере вы нужны, там вас ждут. Разве вы не получили мое письмо? Ах, да, конечно, оно ведь еще не дошло…
– Вы мне писали?
– Да… Так велела госпожа Дофина. Она вас зовет. Она… она очень плоха. А мальчику у деда ничто не угрожает. Он может и подождать… но вот она…
Печать тревоги легла на обветренное лицо друга, и Гортензии даже показалось, что в серых глазах Франсуа блеснула слеза. Она понимала: встретив ее, верный слуга Дофины де Комбер решил, что само небо снизошло к нему и вот-вот рассеются все его страхи. Как могла она обмануть его ожидания? Гортензия прикоснулась к голубому полотняному рукаву его блузы.
– Франсуа, я еду с вами. Заканчивайте свои дела и заезжайте за мной в «Европу». Там я остановилась.
Сидя час спустя в двуколке рядом с Франсуа, Гортензия снова пустилась в путь по знакомой дороге. Здесь она проезжала когда-то, попав впервые в этот край. От холма, на котором высились старинные укрепления, они спустились в тень древних стен к ущелью, где тек Лескур, затем проехали горбатый каменный мостик и начали медленный подъем к плато, к его черным лесам и неровным горам. Раньше этот пейзаж казался ей зловещим, но теперь под теплым летним солнцем впечатление было уже совсем иное: наряд из пурпурных наперстянок, огромных синеголовников, зарослей раннего вереска и целых плантаций папоротника придавал окружающему пейзажу особую красоту.
Наслаждаясь жарким солнцем и чистым воздухом, Гортензия сняла шляпу, предоставив легкому ветерку играть ее белокурыми волосами. Она молчала. Было так приятно просто ехать с Франсуа, что она нарочно отдаляла час расспросов, надеясь хоть немного продлить детское ощущение безмятежной радости. Да и о чем спрашивать? Как чувствует себя Жан? Жан всегда чувствовал себя хорошо, и к тому же, зная о соединивших их узах, Франсуа и сам давно предупредил бы ее, если бы с ее возлюбленным случилась беда.