Она была для него просто симпатичной девицей, что «проголосовала» на улице и попросила подбросить до дома.
Так было задумано…
Стол был усыпан сигаретами, разорванными пачками. На расстеленной газете – горка табака. Тима старательно потрошил сигареты. Сашенька сидела рядом, вязала.
– Зачем ты это делаешь? – спросила она, понаблюдав за Тимой.
– Чтоб следы замести, – прошептал заговорщически Тима. – Собаку пустят по следу, а она не учует запах.
– Ты где этому научился? – улыбнулась Сашенька.
– Дома, у нас же граница рядом. С детства рассказы про нарушителей слышал, они всегда так делают.
– Надо же, – удивилась Сашенька, – никогда не слышала. А страшно у границы жить?
– Нет. Граница от нас не очень близко. Я ни одного пограничника не видел, тем более шпиона. Но рассказывали о них много.
Дверь резко распахнулась, стремительно вошел Витя.
– Клофелин достала? – требовательно, почти с угрозой спросил он Сашеньку.
– Достала, – испуганно кивнула она.
Витя резко захлопнул за собой дверь.
Сашенька вздрогнула.
– А зачем клофелин? – не понял Тима.
– Охранникам подлить, – шепотом пояснила Сашенька, – чтоб уснули.
– Не надо клофелин, – испуганно зашептал Тима. – От клофелина помереть могут, я слышал.
– А как же без клофелина? – все так же шепотом растерялась Сашенька. – Нас же схватят.
– Ты не ходи, – взмолился Тима. – Саша, милая, не нужно! Скажи ему, что не нужно! Лучше уедем, Саша! Все вместе! Ко мне домой поедем, на край света поедем! Мир большой, Саша! Еще много всего будет… может быть…Ты ребенка родишь, мы его воспитаем – хорошего мальчика! Только скажи, что ничего делать не будем, никуда не пойдем!
– Ты запомни, – тихо сказала Сашенька, – куда Витька – туда и я. Как прикажет, так и сделаю. Я люблю его, понимаешь?
– Тогда и я с тобой, – сник Тима. – Только… Не надо клофелин, давай снотворное дадим, сильное. Я однажды таблетку выпил – три дня спал, родедорм называется. Я принесу, Саш!
– Ладно, – кивнула она. – Витьке ни слова. Точно, сильное?
– Башкой клянусь!
Легковушку, которую на день достал им Серега, вел Витя. Сзади сидели Тима и Сашенька. И еще там лежал большой пустой чемодан.
– С этим чемоданом, – сказал Тима, – я пять лет назад в Москву приехал. Тогда была весна, цвели вишневые деревья.
Витя криво усмехнулся. Сашенька сидела ни жива ни мертва. Она была сильно накрашена и разодета, как в пору житья с Виктором Борисовичем.
– Знаешь, – продолжал Тима, – есть такой японский поэт Басё, у него все стихи в три строчки. Он пишет: «В гостях у вишневых цветов я пробыл ни много, ни мало – двадцать счастливых дней».