– Нет-нет, ты только не клади трубку! – молила Катя Глеба на переговорном пункте. Из трубки послышались гудки, но растерянная девушка все не решалась выйти из кабинки. А там, на улице, Феликс кормил бездомную собаку.
Дома Феликс достал старенький проигрыватель, сдул с него пыль, установил посреди комнаты.
– Пластинка только одна, – предупредил он, – но красивая.
– Как называется? – спросил мальчик.
– Вальс «Муки любви».
Шурик усмехнулся.
Захрипела игла. Полились звуки музыки. Вальс наполнил собой весь дом и весь сад. Катя неподвижно сидела у окна. И вдруг обернулась.
– Пригласите меня танцевать, – попросила она художника.
– Я не умею, – смутился Феликс.
– Давай научу.
Она вытащила Феликса в центр комнаты, положила руки на его плечи и заскользила в танце. Он за ней. Неловко, неуклюже, но очень старательно. Феликс двигался за Катей в танце и боялся дышать. Он боялся ее рук, лежащих на его плечах, боялся взглянуть ей в глаза. А она двигалась легко, изящно и непринужденно.
Шурик жадно следил за танцующей парой.
– Я тоже хочу! – кинулся он к Кате и оттолкнул Феликса. – Научи!
И вдруг погас свет – вырубили электричество – пластинка умолкла.
– Почему, когда до меня доходит очередь, гаснут все лампы, – тяжело вздохнул Шурик.
– Не у тебя одного, малыш, – сказал Феликс.
– Я тебя еще научу, – пообещала Катя. – Хочешь, будем пока пасьянс раскладывать?
В дачном домике горели маленькие свечки. Катя учила Шурика обращаться с картами, а Феликс читал в углу.
– Значит, Глеб трубку кинул, – продолжая разговор, сказал мальчик.
– Нет, это я…
– Не притворяйся, я слышал.
– Подслушиваешь! Где ж ты воспитывался!
– В детском доме имени Парижской Коммуны.
– Не хами! Не будет тебе ни карт, ни свечей, ни сбывшихся желаний!
Она собрала карты, задула свечи.
– Дочитать дайте! – вскрикнул Феликс.
Вновь они в тире. Шурик целится. Стреляет. Мимо. Феликс целится. Стреляет. В яблочко!
Шурик – мимо. Феликс – в цель.
– Суриков двадцать лет боярыню Морозову писал и продал ее Третьякову. Где бы найти сейчас Третьякова? – опустив винтовку, проговорил художник.
– Да и боярынь теперь немного, – усмехнулся Шурик. – Отец говорит, что мы дворянского рода, но, по-моему, он трепется. Ну какой из меня дворянин? Ни стрелять не умею, ни вальсировать, ни в карты…
На экране телевизора отец Шурика просил сограждан помочь ему в поисках сына за хорошее вознаграждение. Он так просил, что Катя не выдержала:
– Шура, жалко его! Позвони, скажи хоть, что жив.
– Жалко! Скажи лучше что ты польстилась на деньги моего папаши! Ну беги, сдавай меня. Вот тебе и денежки – Глебу на клип. Беги, чего стоишь!