Мы усаживаемся в мягкие кресла, закуриваем, и Меншутин обращается ко мне:
— Ну-с, Виталий Павлович, прежде всего расскажите, что вами, так сказать, достигнуто. Каковы, короче говоря, успехи следствия. Или все еще топчетесь на месте?
Тон у него деловой, требовательный, а под конец и несколько даже иронический.
Меня подмывает ответить резкостью, и я еле сдерживаю себя. Однако ответ получается все же не очень-то добродушный.
— В сжатой форме, — говорю я, — могу доложить, что расследование продвигается довольно успешно. Хотя до конца нам еще далековато. Так что вашу помощь примем с благодарностью.
— Да, да, — нетерпеливо кивает Меншутин и испытующе смотрит на меня. — Но скажите, чего именно вы достигли? — Он откашливается, морщась, гасит сигарету и с обычным своим апломбом заключает: — Тут безусловно убийство. Учтите.
Я качаю головой.
— Это еще рано утверждать, Станислав Христофорович.
— Но позвольте! — возмущенно восклицает Меншутин. — Позвольте! Уже почти две недели идет следствие, а вы не решили даже такого элементарного вопроса! Куда это годится! Нет, Виталий Павлович, извините меня, но так работать нельзя. Наш коллектив взволнован. Он ждет от вас ответа: что случилось, в конце концов? Молодая, в общем здоровая, жизнерадостная девушка с нормальной психикой не может покончить с собой! В наших условиях к этому нет и не может быть оснований! Это-то вы, надеюсь, понимаете? Значит, произошло убийство. Это же логично! Надо только уметь рассуждать. Ну, а убийство может произойти по разным причинам. Давайте же разберем эти причины. Я готов вам помочь.
На минуту мне изменяет выдержка. Эта менторская речь может кого угодно вывести из себя.
— Нет, Станислав Христофорович, — довольно резко отвечаю я. — Разбором причин мы с вами заниматься не будем. Этим мы занимаемся на наших служебных совещаниях.
— Профессиональные секреты? — иронически осведомляется Меншутин. — А связь с народом? А поддержка населения, опора на общественность? Это, я полагаю, не пустые слова, уважаемый Виталий Павлович? — И уже другим, безапелляционным тоном он заявляет: — Я вижу, вам просто трудно. Давайте встретимся с вашим руководством, потребуем помощи.
— Это тоже излишне, — сухо говорю я. — Вот вы, кажется, собрались сообщить мне что-то новое и важное. Так я вас понял, по крайней мере. Прошу вас, сообщите. Это будет настоящей помощью.
— К чему вам новые факты, когда вы и старые факты никак не можете правильно истолковать? — снисходительно усмехается Меншутин.
Меня охватывает негодование. Значит, он пригласил меня, оторвал от всех дел только для того, чтобы дать свои бесценные указания и советы? Какая все-таки наглость и какая безграничная самоуверенность! Эх, попадись такой Кузьмичу! И я, скрывая свои коварные замыслы, говорю Меншутину: