На пороге стоит низенькая толстая старуха в драной меховой жилетке, из-под темного платка выбиваются седые волосы, круглое лицо удивительно тугое и гладкое, сливой висит красный склеротичный нос.
— Тише галдите-то, — сердито предупреждает она. — Дитев только-только уложили.
— Ладно, ладно, не разбудим, — успокоительно отвечает Гриша. — Сами вот вы только…
— А ты не указывай. Я, чай, у себя дома, — обрывает его старуха.
Мы оказываемся в маленькой, тесной передней. Я чуть не задеваю головой низкий, потемневший от времени, дощатый потолок. В нос бьет какой-то горько-кислый запах, не то квашеной капусты, не то соленых грибов.
Старуха указывает нам на маленькую кособокую дверку в тонкой, словно фанерной стене. Когда я эту дверку толкаю, вся стена заметно содрогается.
Мы заходим в полутемную, обшарпанную комнату с грязными обоями, с прогоревшим матерчатым абажуром, свисающим с потолка над колченогим, покрытым старой клеенкой столом. У стен стоят три или четыре таких же стула и бугристая, с пружинным матрацем допотопная тахта, истертая и засаленная.
Старуха идет вслед за нами и останавливается в дверях, исподлобья буравя нас подозрительным, неприязненным взглядом.
— Ну, и чего надо? — спрашивает она.
— Нам Федор нужен, — вступаю в разговор я.
Старуха вздергивает вверх розовый, весь в седых волосинках подбородок и со злостью смотрит на меня.
— А я говорю, нет его. Чай, не глухой?
— Где он? — не повышая голоса, снова спрашиваю я.
— Почем я знаю, — отрезает старуха. — Не докладывает он мне.
— Тогда позовите Анну Сергеевну, — все тем же тоном говорю я. — Пожалуйста.
Мне кажется, старуху больше всего злит этот ровный, спокойный тон, она привыкла к крикам и ругани.
— Да на кой вам Федька-то?.. Что он вам сдался?.. Что вы человеку дыхнуть не даете?.. — с подвыванием выкрикивает она. — Всем вдруг нужон стал! То Алешка прибег: скорей, скорей. То вы теперь. Отцепитесь вы от человека за ради Христа. Покоя он через вас лишился. Дома родного боится…
— Нам предупредить его надо, — неожиданно говорит из-за моей спины Гриша.
В первый момент я не могу понять, почему он это сказал.
— Ишь, предупредители! — накидывается на него старуха. — Чтоб вам повылазило! Знаю, знаю вас! То, видишь, Алешка предупреждать куда-то побег. То вы вот. Чтоб вас лихоманка взяла!
— Вы б, мамаша, вели себя потише, — строго говорит Гриша. — Ведь дети спят, сами сказали.
— Ах ты, окаянный! — взвизгивает старуха. — Ты мне не указывай! Ты лучше проваливай отседа!
У меня не остается сомнений в том, что Федька скрывается и явно чего-то боится. Но чего? Неужели это он и Зинченко убили Веру Топилину? Но где же в этом случае был ее спутник? Убежал? А ограбление квартиры?.. Нет, этого Федьку надо найти во что бы то ни стало. Тем более если он скрывается. И скрывается он, конечно, от нас. От кого же еще ему скрываться? И какой-то Алешка побежал его предупредить о чем-то… Предупредить? Уж не о нас ли? Не о том, что мы его ищем? Но тогда…