Теперь обратим наш взор на Дэнни Хэнсфорда. Джим Уильямс утверждает, что Дэнни был незрелой личностью, необразованным, недалеким, потерянным и неуравновешенным молодым человеком, охваченным чувством отверженности и покинутости даже со стороны собственной матери. Но я хочу сказать вам, что Дэнни Хэнсфорд – фигура скорее трагическая, нежели злодейская. Вам будет совсем не трудно представить себе, насколько сильное впечатление оказало на Дэнни близкое знакомство с таким влиятельным и могущественным человеком, как Джим Уильямс.
Джим Уильямс, собственно говоря, никогда не проявлял реальной заботы о Дэнни Хэнсфорде, который был пешкой, да, да, простой, ничего не значащей пешкой в той мелкой игре, что затеял Уильямс, стремясь манипулировать Хэнсфордом и эксплуатировать его. Возможно, сам Дэнни считал себя ведущим, лидером. Но выше головы не прыгнешь. Он связался с настоящим профи и в конечном итоге проиграл все. Я не думаю, что он был ведущим, нет, он был ведомым, узником весьма комфортабельного концентрационного лагеря, где физические пытки были заменены пытками эмоциональными и психологическими.
У нас есть множество причин поинтересоваться, из каких соображений Джим Уильямс прибегал к услугам неумелого, неуправляемого, в высшей степени эмоционального, страдающего депрессией человека с поврежденной психикой в минуты, когда болезнь лишала его сознания и когда ему требовалось максимальное внимание. Мы вполне вправе спросить, из каких соображений Джим Уильямс решил взять с собой в Европу человека, который, как он сам утверждает, имел преступные наклонности, любил насилие и страдал психопатией.
Лоутон был красноречив и язвителен. Он говорил, не повышая голоса, как и все шесть дней процесса, но его праведный гнев гремел в притихшем зале.
– То, что произошло, есть хладнокровное, заранее спланированное убийство, – продолжал Лоутон. – Все разговоры о самозащите – одна маскировка. Никакой самозащиты не было. Мы часто цитируем Томаса Гоббса, который утверждал, что жизнь отвратительна, жестока и коротка, и именно так, мне кажется, думал Дэнни Хэнсфорд в последние секунды своей жизни, когда жизнь вместе с кровью по капле вытекала из него на персидский ковер Джима Уильямса.
Именно в своем заключительном слове, на последнем этапе суда, Спенсер Лоутон предложил присяжным новую трактовку того, что произошло. Он предположил, что якобы имевшая место вспышка насилия со стороны Дэнни третьего апреля – дело рук самого Уильямса, который инсценировал ее, чтобы подготовить общественное мнение и суд к предстоящему убийству.