Домыслы и спекуляции на тему дальнейшей судьбы Джима Уильямса были пресечены самым решительным и безжалостным образом: через два дня после оглашения приговора судья Оливер освободил Джима под залог в двести тысяч долларов. Свора репортеров с камерами и без густой толпой окружила Джима Уильямса, когда он шел от ворот тюрьмы к своему синему «эльдорадо».
– Как всегда, бизнес будет превыше всего, мистер Уильямс? – спросил один из репортеров.
– Да, черт возьми, будет бизнес, как всегда! – ответил Джим. Несколько минут спустя он снова был в Мерсер-хауз.
Внешне жизнь Джима Уильямса, казалось, вернулась в нормальную колею. Он снова начал торговать антиквариатом и с разрешения суда посетил торжественный вечер в Нью-Йорке, посвященный выставке творений Фаберже из коллекции королевы Елизаветы в музее Купера-Хьюитта. Джим сохранял полное спокойствие; его разговоры не потеряли ни грана своей остроты, но… теперь он был осужденным убийцей, и, несмотря на легкий юмор, с которым он, казалось, относился к своему положению, над Джимом Уильямсом повисла аура отчаяния. Его темные глаза стали совсем черными. Он все еще получал приглашения, но их стало намного меньше. Старые друзья по-прежнему звонили, но гораздо реже, чем раньше.
В приватной обстановке Джим открыто выражал свою горечь. Больше всего его удручал не суровый приговор, не тот ущерб, который был нанесен его репутации и даже не тяжкие судебные издержки. Джима угнетало унижение, урон, нанесенный его достоинству самим фактом обвинения его в совершении преступления. Вначале он полагал, что его слова джентльмена будет достаточно, чтобы тихо покончить с этой неприятностью – обычно именно так в Саванне заканчивались дела, в которые были вовлечены именитые граждане. Так завершилось, например, дело о смерти светского человека, убитого совсем недавно при невыясненных обстоятельствах дубинкой на пляже, или гибель одного джентльмена под рухнувшим лестничным пролетом собственного дома незадолго до того, как он собрался разводиться со своей женой, или случай с дамой, которая сперва набальзамировала прошитое пулей тело своего любовника, и только после этого позвонила в полицию.
– Я же вызвал полицейских, – жаловался мне Джим вскоре после того, как был выпущен из тюрьмы под залог. – Вы бы видели их в ту ночь. Когда они по своему радио сказали, к кому приехали, сюда началось подлинное паломничество. Люди бродили по дому, как детишки, которых привезли на экскурсию в Версаль. Они рассматривали всякую мелочь и изумленно перешептывались. Полицейские пробыли здесь