– У меня трое детей, все взрослые, – добавила она. – Они сами и сготовят и постирают, так что я могу сидеть здесь сколь угодно долго.
В пять часов судья созвал все стороны в зал. Уильямс приехал из Мерсер-хауз, Сонни Зейлер из офиса. Присяжные заняли места в своем отсеке. Седовласая миссис Тайо сидела, плотно стиснув зубы, угрюмо глядя в пол и не общаясь с другими присяжными.
– Мадам старшина, вы вынесли вердикт?
– Мне очень жаль, ваша честь, – ответила женщина, – но мы не смогли этого сделать.
– Как вы полагаете, дальнейшие совещания смогут привести вас к вынесению вердикта?
– Я начинаю думать, ваша честь, что мы не придем к решению до второго пришествия.
Сонни Зейлер подал судье ходатайство о прекращении судебного разбирательства ввиду неспособности присяжных прийти к единому мнению, однако Оливер сразу же отказал, вынес частное определение в адрес присяжных и буквально приказал им прекратить разброд и шатания и прийти к единодушному выводу. Судебное заседание было отложено до десяти часов следующего утра, и присяжным уже не в первый раз рекомендовали не читать, не слушать радио и ни с кем не обсуждать материалы с оценками процесса и его участников.
Приехав с суда, Джим Уильямс не пошел сразу домой, а пересек Монтрей-сквер и сел на скамейку рядом с Минервой.
– Мои адвокаты опять в дерьме, – с горечью произнес он. – Среди присяжных только один на моей стороне. Это женщина.
– Насколько она сильна? – спросила Минерва.
– Не знаю. Она очень упряма, но, я думаю, сегодня ее подвергнут сильному прессингу. Окружной прокурор знает, кто она, и приложит все усилия, чтобы ее сломить. Его надо остановить.
– Ты знаешь, где она живет?
– Могу узнать. Ты способна ее защитить?
– Такие вещи я умею делать. – Минерва уставилась в пространство.
– На этот раз я прошу тебя использовать самое мощное оружие. Минерва кивнула.
– Когда я применю все свое барахло, с ней ничего не случится, будь уверен.
– Да, уж сделай мне такое одолжение, – попросил Уильямс. – Когда будешь работать, то используй что-нибудь из вещей доктора Баззарда. Какие-нибудь старые носки, рубашки или там расческу.
Во взгляде Минервы, которым она окинула Уильямса, появилось раздражение.
– Я не держу никаких его носков, а если бы и держала, то разве смогла бы найти их в своем хламе.
– Но у тебя же есть какие-нибудь другие его вещи.
– Не знаю, я ничего не сохранила, я и не знала его толком.
– Ну, Минерва, сделай это, ведь мы-то с тобой уже давно друг друга знаем. – Уильямс словно обращался к непослушному ребенку. – Вот ведь пурпурные очки его, верно?