Смуглый темноволосый красавец, чью классическую красоту не портил даже чуть кривоватый нос – память о детской драке. Сейчас на лице Никоса с четко очерченными скулами проступила суровость, которая раньше только угадывалась в его чертах, словно высеченных искусным скульптором.
Их взгляды встретились, и Анну обдало холодом его пронзительных синих глаз.
– Здравствуй, Анна.
При звуках хриплого угрожающего голоса оцепенение мигом слетело с нее. Анна подскочила к нему и вцепилась в лацканы его кашемирового пальто.
– Что ты сделал с моим сыном? Где он? – Сильные руки крепко ухватили ее за запястья.
– Это уже не твое дело. – Анна почти обезумела.
– Верни мне моего ребенка!
Она беспомощно забилась в его руках, и Никос чуть ослабил хватку. В следующую секунду он едва успел увернуться от ногтей, нацеленных ему в лицо, и прижал ее к себе. Ярость и страх придали ей сил.
– Миша!
– Мой сын останется со мной, – четко выговаривая каждое слово и делая ударение на слове «мой», сказал Никос и разжал руки.
От неожиданности Анна покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за край стола. Никос не должен видеть ее слабости.
– Ты не имеешь права, – процедила она, пряча свою растерянность за ненавистью.
– Имею, и еще какое, – невозмутимо ответил он. – Благодари Бога, что я не обвинил тебя в похищении моего ребенка.
Анна удержала рвущийся наружу крик. У Никоса было достаточно денег и власти для того, чтобы навсегда лишить ее сына. Сбывался самый страшный ее кошмар, но, если бы можно было повернуть время назад, она сделала бы то же самое. Оставить своего ребенка бессердечному негодяю и его новой любовнице? Нет, никогда!
– Анна, прости меня, – всхлипнула Натали. – Я не смогла их остановить.
– Все хорошо, Натали, – прошептала Анна, успокаивая сестру и не веря своим словам.
Вошел еще один мужчина, с самоваром в руках, и поставил его на стол. Никос налил крепкий чай в голубую фарфоровую чашку и поднес ее к губам.
Анна перевела взгляд на чашку из сервиза своей прабабушки. Изящная чашка казалась такой маленькой в его сильных руках. Сожми он ее чуть сильнее – и тонкий фарфор не выдержал бы.
Ничего не выдержит, если Никос Ставракис так пожелает.
– Мы здесь уже две недели, – горько бросила она. – Что помешало тебе появиться тут раньше?
Никос сделал глоток и только потом ответил, пожав плечами:
– Я велел забрать ребенка, когда тебя не будет рядом. Меньше риска, что ты сделаешь очередную глупость.
Анна корила себя, что поддалась панике и бросилась в Санкт-Петербург. Миша не был серьезно болен: у него прорезывался зубик, и поднялась температура. Если бы она только осталась! Если бы…