— Уважаемый, — обратился к нему Илларион, — у вас здесь только водопой, или поесть тоже можно?
Бармен пожал одним плечом — впрочем, вполне дружелюбно. — и небрежным профессиональным жестом выбросил на стойку меню. Илларион рассеянно кивнул и вернулся к Татьяне, на ходу скользя глазами по строчкам. Он был приятно удивлен: меню оказалось весьма пространным, а цены — умеренными.
Тем временем в зале появилась официантка, и Забродов сделал заказ. Татьяна настояла на том, чтобы выпить пива — в конце концов, это был пивной бар, а не «Макдональдс», — и Илларион заметил, что бармен снова посмотрел в ее сторону с одобрением. Задержав проходившую мимо официантку, бармен что-то негромко сказал ей, та кивнула и скрылась на кухне. Через минуту после ее ухода в зале появился немолодой человек с акустической гитарой, присел на табурет у стойки и начал наигрывать что-то красивое и невероятно сложное, рассеянно глядя куда-то в пространство. Илларион уважительно хмыкнул: это заведение начинало ему нравиться.
Еда оказалась не слишком изысканной, но плотной и по-настоящему вкусной, а пиво было выше всяческих похвал. Гитарист перебирал струны, время от времени прерывая игру, чтобы затянуться дымившейся в пепельнице сигаретой, и глядя не его нервные руки с длинными гибкими пальцами, Илларион снова подумал, что, вполне возможно, все еще будет хорошо.
После того, как они расплатились и ушли, рыжеусый бармен немного поболтал с седым гитаристом Гришей, выкурил с ним за компанию сигаретку и нацедил Грише бокал темного — Гриша любил темное пиво. Сам бармен любил светлое, но пить не стал: от пива он соловел, а день только начинался.
Выпив пива, Гриша совсем загрустил, повесил голову и перестал отвечать на реплики бармена, снова принявшись выделывать акробатические этюды на шести струнах. Такое случалось с ним частенько — по натуре Гриша был пессимистом, — и бармен, незаметно пожав плечами, вернулся к своей газете. Ему хотелось поскорее дочитать статью, которая его заинтересовала, чтобы позже обсудить ее с кем-нибудь, хотя бы с тем же Гришей, который после пятого или шестого бокала любил поговорить о политике и становился настолько же красноречив, насколько до этого бывал немногословен.
Статья называлась «Власть уркаганская» и была подписана Андреем Кареевым.