— У тебя такой вид, словно тебе до смерти хочется, чтобы все мои гости провалились сквозь землю, — сказала незаметно подошедшая сзади Татьяна.
Илларион, не оборачиваясь, накрыл ее ладонь своей.
— Это плохо? — спросил он.
— Наверное, плохо, — со вздохом сказала Татьяна. — Они хорошие люди и делают хорошую газету… но мне тоже хочется, чтобы они ушли. Видимо, сказывается твое дурное влияние.
— Тогда пусть проваливают в свою редакцию, и делают свою хорошую газету там. Представляешь, какой-то очкастый Саня пытался взять у меня интервью на кухне.
— Что ты ему сказал? — насторожилась Татьяна. — Не смейся, не смейся! Ты его не знаешь. Вы долго разговаривали?
— Недолго, — ответил Илларион. — Не волнуйся, я был сдержан, как сфинкс. Хочешь потанцевать?
— А вот не хочу. Хочу с тобой поговорить.
— Интервью? — Илларион высоко поднял брови.
— Совсем наоборот. Мне нужно что-то тебе рассказать. Что-то очень важное… а может быть, мне только кажется, что важное. Не сейчас, а когда все разойдутся.
Ты ведь останешься?
Илларион кивнул. Татьяна благодарно чмокнула его в щеку и упорхнула выручать даму, которая почти пала под напором разговорчивого толстяка, затопленная потоком его красноречия. Илларион снова поискал взглядом Игоря Тарасова, но не нашел. Длинной девицы с томным накрашенным лицом тоже нигде не было. «Ай да ботинки!» — с улыбкой подумал Илларион. В туалете щелкнула задвижка, и мимо Иллариона в комнату один за другим протиснулись двое молодых людей. Судя по манере одеваться и двигаться, это были те самые, которых Забродов спугнул на кухне. Илларион зевнул, деликатно прикрывшись ладонью, и украдкой посмотрел на часы. Было еще совсем рано, а значит, веселье обещало длиться до бесконечности. Это был один из тех моментов, когда Илларион страстно хотел оказаться один на один с дикой природой, будь то леса и болота Завидовского заповедника или Сирийская пустыня, где его группа однажды двое суток просидела в песках без воды и пищи.
Тряхнув головой, Илларион взял себя в руки и решил, что пора дать новый толчок забуксовавшему веселью. Через минуту он уже отплясывал с вырвавшейся из-под торшера дамой, которая на поверку оказалась весьма горячей штучкой и, казалось, только и ждала Забродова, чтобы пойти вразнос. Издали подмигнув с интересом наблюдавшей за их пляской Татьяне, Илларион вместе со своей новой партнершей взял штурмом задымленную кухню и под конвоем вывел оттуда хрипатого Гену, очкастого Саню и их молчаливого друга, который оказался худосочным субъектом с обширной блестящей лысиной и висячими запорожскими усами. Он сдал пленных скучавшим на диване дамам, после чего мобилизовал молодых людей, которые опять присели в уголке и нацелились миловаться, и отправил их на кухню мыть посуду и заваривать чай.