— Это вы Антон Антонович?
— Допустим. А в чем дело?
— Меня просили позвонить, когда он вернется. Так вот я и звоню.
— Кто вернется? Что за чепуха? Вы можете объяснить толком?
— Как же, — растерялась пенсионерка. — Как же это — чепуха? Сами заплатить обещались, а теперь чепуха?
— Ах, заплатить? — неизвестно чему обрадовался голос в трубке. — Вас, случайно, не Ингой Тихоновной зовут?
— Ингой Тимофеевной, — немного сварливо поправила старуха.
— Ах, ну да, конечно. Простите великодушно. Теперь, кажется, припоминаю. А сосед у вас, насколько я помню, Иванов Петр Степанович…
— Кареев он, Андрей Валентинович, а никакой не Иванов.
— Ах, да! Господи, совсем закрутился, скоро забуду, как жену зовут. Так он, говорите, вернулся?
— Вернулся. Только ты, мил человек, про деньги не забудь. Это тебе тьфу, а у меня пенсия маленькая…
— Об этом не беспокойтесь. Спасибо вам огромное…
— Из «спасибо» шубу не сошьешь, — кротко заметила Инга Тимофеевна.
— Совершенно верно, — серьезно согласился незнакомец. — Будьте дома, наш сотрудник сегодня же к вам заедет и передаст условленную сумму. Даже не так. Я, пожалуй, сам к вам заскочу. Часиков в пять вас устроит? Вот и славно. Еще раз спасибо. Вы оказали неоценимую помощь… гм, следствию.
Старуха положила трубку и мстительно покосилась на дверь.
— Стрикулист, — выругалась она, обращаясь к своему соседу, и пошла на кухню пить чай с баранками.
Нагаев притормозил напротив пивного ларька и окинул взглядом истоптанную, покрытую полужидкой снеговой кашицей площадку, на которой сиротливо мокли железные скелеты парусиновых зонтиков и неистово потребляли сильно разбавленное водкой пиво всепогодные алкаши. Он без труда отыскал взглядом щуплую фигуру в кургузом пальтишке из дерматина и дурацкой клетчатой шляпе с мизерными полями, из-под которых торчали огромные красные уши и унылый, вечно шмыгающий нос. Обладатель этого набора что-то увлеченно втолковывал своему соседу по столику, уткнув нос в пивную кружку и жестикулируя свободной рукой с такой энергией, словно дирижировал симфоническим оркестром.
Сосед, находившийся на полпути к нирване, время от времени тяжело кивал головой, причем было не понять, то ли он выражает согласие со словами оратора, то ли просто утратил способность держать голову. Нагаев склонен был признать верным второе предположение.
Наконец оратор поднял голову от бокала и заметил «десятку» Нагаева. В лице его что-то неуловимо переменилось, и он поспешно допил пиво, прервав на полуслове свою пламенную речь, чего его собеседник, кажется, даже не заметил.