Панический страх охватил древнюю страну великого Нила. Неотвратимо надвигалась страшная буря. Фараон Псамметих и его ближайшее окружение совещались дни и ночи. С горьким сожалением соглашались, что армия Египта не в силах противостоять диким ордам Мадия и на успешный отпор нет никакой надежды. Поэтому было решено направить пышное посольство к царю варваров с напутствием — соглашаться на все условия, претерпеть любые унижения, но ни в коем случае не допустить нашествия дикарей на благословенную страну Та-Кемет.
Мадий не пошел в Египет, но это дорого обошлось этой стране и его народу. Мадий запросил столько, что Египту пришлось целый год выплачивать дань, опустошив тем самым и казну, и амбары, и хранилища. А пока Египет выплачивал чудовищную дань, ишгузы расположились в странах "Серебряного Полумесяца" и совершали оттуда набеги на города и селения Малой Азии. Они настолько уверились в своем превосходстве, что зачастую конные отряды, совершающие эти грабительские рейды, состояли только из... женщин.
В это время на другом конце Передней Азии развертывались трагические события. Мидия и Вавилон, пользуясь отсутствием ее грозного союзника, решили покончить с Ассирией. Но старый лев — все-таки лев, и быстрой победоносной войны не получилось. Ассирия грозно огрызалась, и война стала трудной, затяжной и шла с переменным успехом. И вдруг из дальнего похода вернулся Мадий! Теперь исход войны зависел от того, чью сторону примут ишгузы. Боевые действия прекратились, и обе воюющие стороны застыли в ожидании: радостном — ассирийцы и тревожном — их противники — мидяне и вавилоняне.
А Мадий не торопился. Он разбил свой стан на равном расстоянии от враждующих сторон и держал под угрозой сокрушительного удара и тех, и других. Это ожидание изматывало соперников. На царя Вавилонии Набопаласара жалко было смотреть — он окончательно пал духом. Его союзник Киаксар — царь Мидии, человек умный, хитрый и коварный, понимая, что теперь надежда на Набопаласара плохая, мучительно искал выхода из критической ситуации. В голове мелькнула мысль, испугавшая его. Он старался ее отогнать, но она упрямо возвращалась. Наконец Киаксар, не в силах противиться, решился на риск. Он с небольшой свитой смело явился в стан Мадия — прямо в пасть к тигру! Опасность, которой он подвергался, придала особую убедительность его красноречию. Киаксар не жалел ни лести, ни посулов и сумел-таки уговорить повелителя ишгузов разорвать союз с Ассирией и пойти войной на эту распухшую от богатств страну. Нарушая верность союзническому долгу, Мадий не испытывал никаких угрызений совести, тем более, что он не был связан, подобно Партатуа, брачными узами с ассирийским царским домом, он просто прикинул за и против и... согласился. Ведь Мидия и Вавилон совсем еще недавно были им общипаны с тщательной добросовестностью, а Ассирия — нет! И мысль об огромной добыче взяла верх над торжественным клятвенным договором о союзе и дружбе. Это было концом великой империи — началась агония Ассирии.