Клоны (да и если б только они) задвинуты на всяких документах, а потому чем быстрее им будет продемонстрировано уважительное отношение к их вонючей пластиковой карточке, тем меньше тычков и пинков достанется бедному кавторангу — так я думал.
А еще я, если честно, боялся, как бы охрана не начала молотить дубинками всех нас без разбору. В подобной ситуации боль — ничто по сравнению с унижением.
Впрочем, обошлось. Наряд принял из рук Гладкого бесчувственное тело Щеголева и поволок его по направлению к цитадели, в изолятор. А фанфары точного времени возвестили, что подошел к концу тридцать четвертый локальный час. Это значило, что очередное занятие с Кирдэром миновало и сейчас наш ожидает обед.
А между обедом и ужином — о счастье! — мы будем полностью предоставлены сами себе. Потому что, как нас предупредили еще на утреннем построении, в цитадель прибывает большой конвой с космодрома и всем, включая заотаров, будет не до нас.
Конвой был немаленький — два десятка грузовиков.
Что они привезли, оставалось только гадать. По крайней мере для той крошечной порции новых военнопленных, что была доставлена в лагерь конвоем, хватило бы и одной машины. Ради этой горстки клоны новый жил-блок распечатывать не стали, а распределили новеньких по одному — по два в уже имеющиеся группы.
Достался новенький и нам.
Я даже не понял, был он с нами у Кирдэра или нет. Когда мы покидали «зеленый класс» (о, клонская терминология!), где в тени платанов проводились наши занятия, я заметил одного незнакомого пилота. Он в растерянности стоял на отшибе. То ли сидел на занятии в заднем ряду и быстрее всех поскакал в направлении столовой, а потом передумал и решил оглядеться по сторонам, то ли только что выполз из цитадели, с собеседования у коменданта лагеря…
Потом он снова куда-то подевался, и увидел я его только сорок минут спустя, за обедом. Был он явно русским, почти наверняка — не москвичом.
Он вошел в столовую, оглядел ее исподлобья и нашел свежеосвободившийся стол, за которым только что отобедали пилоты-штурмовики из все того же печально известного 32-го авиакрыла 3-й воздушной армии, в котором Щеголев командовал торпедоносцами. Только в отличие от торпедоносцев штурмовой полк успел сделать боевых вылетов меньше, чем имел флуггеров на начало войны. Половину машин они потеряли на земле под заправкой, еще четверть — на взлете.
Одним резким движением новенький сдвинул всю грязную посуду на край, хлопнул о стол подносом и сел.
Судя по комбинезону (летная форма № 3, нательная поддевка под скафандр), он был взят в плен непосредственно во время боевого вылета. По своему опыту я знал, что любой пленный пилот, пробывший в лагерях хотя бы сутки, получает возможность подобрать удобное повседневное обмундирование по своему размеру, привезенное с наших трофейных складов. «Значит, — заключил я, — он только что из боя. Где же его подстрелили, бедолагу?»