Астартес устранили злодеяние,
Но как же сильно среди них зловоние…
Каркази довольно хихикнул. Он явно ожидал отклика, но Киилер, казалось, была слишком увлечена своим занятием.
– Проклятье! – сердито воскликнула она, отбрасывая миниатюрные инструменты. – Сервитор! Подойди сюда!
Один из стоящих наготове сервиторов приблизился, покачиваясь на поршневых конечностях. Киилер протянула ему пиктер.
– Этот механизм сломан. Отремонтируй. И принеси мне запасной.
– Да, госпожа, – прохрипел сервитор и забрал пиктер. Прислужник удалился, а Киилер налила себе вина из графина и со стаканом в руке подошла к ограждению. На нижней палубе к обеду собирались остальные члены экспедиции. Три с половиной сотни мужчин и женщин расселись за накрытыми столами, а снующие между ними сервиторы предлагали напитки. Прозвенел гонг.
– Что, уже пора обедать? – не поднимаясь с дивана, спросил Каркази.
– Да, – ответила она.
– И опять будет разглагольствовать один из этих проклятых итераторов? – осведомился поэт-летописец.
– Верно. Зиндерманн уже здесь. Тема – пропаганда жизненных истин.
Каркази спустил ноги на пол и со стуком поставил стакан на подлокотник.
– Я лучше пообедаю здесь, – сказал он.
– Ты нехороший человек, Игнаций, – рассмеялась Эуфратия. – Но я предпочту остаться с тобой.
Киилер уселась в шезлонг, стоящий напротив дивана, и откинулась на спинку. Эуфратия была высокой, худощавой и светловолосой женщиной с тонкими чертами лица. Она носила короткие армейские сапоги и рабочие брюки с черной военной курткой, под которой был виден белый жилет младшего офицера. Но грубая одежда армейского образца только подчеркивала ее женственную красоту.
– Я мог бы написать о тебе целую поэму, – сказал Каркази, окидывая ее взглядом.
Киилер фыркнула. Его попытки ухаживать стали каждодневной рутиной.
– Я тебе уже говорила, что твои жалкие заигрывания меня не интересуют.
– Ты не любишь мужчин? – спросил он, наклоняя набок свою лохматую голову.
– Почему ты так считаешь?
– Ты одеваешься по-мужски.
– Ты тоже. А тебе нравятся мужчины?
Каркази изобразил на лице страдальческое выражение и снова улегся на диван со стаканом на груди. Он стал разглядывать фигуры героев, изображенные на потолке верхней палубы, не имея при этом ни малейшего понятия, кого они представляют. Какая-то сцена величайшего триумфа, где множество воинов попирали ногами тела истребленных врагов и воздевали руки к небу в торжествующем крике.
– Ты себе это так и представляла? – негромко спросил он.
– Что именно?
– После избрания, – добавил он. – Когда мне пришло известие, я ощутил такую…