Пока я молча размышляла о грозящих танцу опасностях, за кулисами слышались голоса, с каждым мгновеньем усиливавшие мою тревогу. Иные танцовщицы не стеснялись вполголоса обсуждать между собою состояние здоровья Мариуса Петипа. Они находили, что маэстро становится все более рассеянным и тугим на ухо. Поговаривали, что он недавно перенес легкий апоплексический удар. Одна из танцовщиц кордебалета, поступившая недавно в труппу, даже намекнула в разговоре со мною, что маэстро страдает частичной потерей памяти. Смерив нахалку презрительным взглядом с головы до ног, я заявила ей прямо в лицо:
– Если порою кажется, что он что-то забывает, так это для того, чтобы избегать ответа на такие глупые и нелюбезные заявления, как ваши!
Но я и сама стала замечать, что с некоторых пор Мариус Петипа стал путать в разговорах собственные имена и даты. Нo я относила эти провалы памяти на счет утомления из-за перегрузки от ответственности и забот. С начала 1903 года он с упоением работал над одноактным балетом «Роман розы и бабочки» на музыку Дриго. Я была восхищена тем, какую энергию вкладывает он в воплощение замысла этого нового произведения. Я видела в этом доказательство живости его мысли и неизменной веры в будущее. Когда же он зарезервировал за мной небольшую роль в этом представлении, я почувствовала себя наверху блаженства. Сразу же, как начались репетиции, меня покорило юное ликование хореографии. С трудом верилось, чтобы человек на девятом десятке лет мог иметь в голове такой запас фантазии и веселья. Все, кто был занят в этом коротком балете, были убеждены, что постановка явится достойным ответом всем тем, кто утверждал, что французскому балетмейстеру больше нечего ни сказать, ни показать.
Но месяц протекал за месяцем, а Теляковский все никак не давал «добро» на выпуск балета на сцену. Мы отпраздновали 86-летие Мариуса Петипа в кругу его семьи; на торжество были приглашены его самые любимые артистки. Моими соседками за праздничным столом были Ольга Преображенская и Вера Трефилова, и та и другая – на вершине своей карьеры. Получившая приглашение Матильда Кшесинская в последнюю минуту уклонилась, сославшись, что некие императорские высочества (уже не помню, какие) зовут ее на прием. Настроение у Мариуса Петипа на этом праздничном банкете было жизнерадостным. Подняли тост за то, чтобы постановка «Романа розы и бабочки» скорее увидела свет – приготовления зашли уже достаточно далеко, и об отсрочке по причинам творческого характера уже не могло быть и речи. Но, осушив очередной стакан под бурные овации собравшихся, хозяин дома со вздохом произнес: