Эдвард молчал, я тоже.
– Не волнуйся, – сказала я, когда молчание стало неловким. – Розали рассказала, что ты… никем не заинтересовался. Но мне просто любопытно, а не заинтересовался ли кто-то из них тобой?
Эдвард не ответил.
– Кто именно? – спросила я старательно безразличным тоном. – Или их было несколько?
Молчание. Жаль, что я не вижу его лицо: тогда можно было бы попробовать догадаться, что это молчание означает.
– Элис мне расскажет, – заявила я. – Вот пойду и спрошу у нее прямо сейчас.
Руки Эдварда напряглись: я не могла двинуться с места.
– Уже поздно, – ответил он.
В его голосе зазвучали какие-то новые нотки: отчасти испуганные и, пожалуй, слегка смущенные.
– Кроме того, по-моему Элис нет дома.
– Все так плохо? На самом деле очень плохо?
Сердце в панике заколотилось, когда я представила себе умопомрачительную бессмертную соперницу, о которой даже не подозревала.
– Белла, успокойся. – Эдвард чмокнул меня в кончик носа. – Не говори глупостей.
– Глупостей? Тогда почему ты молчишь?
– Потому что сказать нечего. Ты делаешь из мухи слона.
– Кто именно? – не унималась я.
Эдвард вздохнул.
– Таня проявила некоторый интерес. Я дал ей понять – очень вежливо, как и подобает джентльмену, – что не разделяю этого интереса. Вот и все.
Я постаралась унять дрожь в голосе.
– Скажи, а как эта Таня выглядит?
– Так же, как и все мы: белая кожа, золотистые глаза, – слишком быстро отозвался он.
– И конечно же неописуемая красавица.
Я почувствовала, как Эдвард пожал плечами.
– Для глаз человека, пожалуй, да, – равнодушно сказал он. – А знаешь что?
– Что? – Я надулась.
Эдвард приложил губы к моему уху; от его холодного дыхания стало щекотно.
– Я предпочитаю брюнеток.
– Ага, так значит, она блондинка.
– Платиновая – совсем не мой тип.
Я задумалась, пытаясь сосредоточиться, пока Эдвард медленно водил губами по моей коже вдоль щеки, вниз по шее и обратно. Он прошелся по кругу три раза, прежде чем я заговорила:
– Ну тогда ладно, – решила я.
– Гм, – прошептал он, не отнимая губ от моей щеки. – Ты такая хорошенькая, когда ревнуешь. Удивительно приятное зрелище.
Я хмуро глянула в темноту.
– Уже поздно, – повторил Эдвард тихим, убаюкивающим голосом, мягким, как шелк. – Спи, моя хорошая. Пусть тебе снятся счастливые сны. Ты единственная, кто запал мне в сердце. И оно всегда будет принадлежать только тебе. Спи, моя единственная.
Эдвард начал мурлыкать колыбельную, и я знала, что рано или поздно все равно не выдержу, поэтому закрыла глаза и прильнула к нему.