Она сидела на коне очень непривычно для моего глаза, даже дико, но, как понимаю, только так и ездят порядочные женщины: на особом женском седле, что и не седло вовсе, а просто-напросто широкая подушечка, обе ноги на одну сторону, зад слегка на другую, для равновесия, это очень красиво, даже эротично, но как-то несерьезно. Страшно подумать, что случится, если конь вдруг поскачет…
Непроизвольно я зашел с той стороны, чтобы подхватить ее, такую нежную и легкую, подхватить на обе мои широкие длани. Она вскинула брови, поинтересовалась ядовито:
— Что, захотелось на кружку эля?
— Ага, — сказал я и добавил мечтательно: — А если бы еще на две…
— Харя не треснет? — спросила она. — Впрочем, у меня есть работа. Надо вывезти навоз…
— Из ваших покоев? — спросил я. — Дык я завсегда!.. С умилением и счастьем… А ежели прямо из вашей спальни, то я задурно, только для вас!
Не зная, что придумать еще, я принялся освобождать в носу квартиру, рассматривая то добытые сокровища с детским любопытством, что есть постоянное состояние простолюдина, как и вечная угрюмость, то ее — такую нежную, воздушную, небесную. Леди Лавиния фыркнула, выудила монету из мешочка на поясе и бросила мне.
— Лови!.. Только не напивайся до привычного тебе состояния.
— Не стану, — пообещал я. — Только до благородного, когда рылом в салат.
В ее глазах метнулся запоздалый страх, вспомнила, но поздно. Я, нагло ухмыляясь, выудил из кармана золотой. Бросил хорошо — ей пришлось всего лишь разжать пальцы. Она инстинктивно сжала кулак, ее щеки покраснели, а глаза гневно заблистали.
— Сдача, — пояснил я.
Она швырнула монету слуге, тот поймал, увидел, какого достоинства монета у него в грязной пятерне, едва не упал под копыта ее лошадки.
— Это тебе на пропой, — сказала она слуге громко. Тот икнул, побагровел, ноги его начали разъезжаться. Она послала коня вперед, слугу потащило, он кое-как забежал вперед, но все оглядывался на меня расширенными глазами.
— Дык как насчет навоза? — прокричал я вдогонку. Она обернулась на ходу, наши взгляды встретились. Конь ее прибавил шагу, ей пришлось повернуться и направить его посреди улицы, чтобы не мешать пешеходам, те пугливо жались к стенам домов. Уже у самого выезда на площадь она зачем-то обернулась снова.
Я стоял на том же месте. Наши взгляды столкнулись в воздухе с легким серебряным звоном. Незримая нить возникла из ничего и соединила наши души. Это я ощутил с такой же определенностью, как гравитацию или плотность воздуха. И щенячий восторг ударил в сердце с такой силой, что я завизжал исступленно и громко… но, правда, про себя: здесь же улица, добежать бы поскорее до своей квартиры, там похожу, нет — побегаю на ушах… Даже по стенам побегаю, каратэка несчастный.