Он любил музыку, но, по его мнению, современный шоу-бизнес был слишком хвастлив: лимузины, удушливый аромат гаванских сигар, огромные зеркала, шикарные костюмы и бесценные гитары, на которых играли и Клифф Ричард, и Крис Айзек, и сам великий Элвис. И потом, сцена лишала человека частной жизни.
Поэтому мать Коди и предложила ему провести две недели в обществе дочери и вспомнить, что означает слово «отец». Теперь он сидел у костра, глядел на звездное небо и благодарил Господа за то, что все-таки последовал совету матери. Она бы, наверное, обрадовалась, узнав, что он играет на своей первой гитаре. Это был ее подарок на семнадцатилетие. Прошло время, он разбогател, а старенькая гитара все еще оставалась его самым любимым инструментом. А может, все это время мама была права? И ему давно следовало уехать из города и начать вести тихую, размеренную жизнь, купив где-нибудь в уединенном месте небольшую ферму? Ведь он никогда прежде не видел Молли такой счастливой. Надо бы предупредить ее еще раз, чтобы она держала язык за зубами и не распространялась по поводу его профессии.
В последнее время Коди не сочинял песни. Не получалось. Возможно, теперь все переменится. Эрни Фуллертон сейчас, должно быть, локти себе кусает и литрами глотает транквилизаторы, но ничего, ему полезно. Давно пора было указать этому господину его место. Эрни, конечно, обрывает телефон, а миссис Камерон-Уокер просто не берет трубку. «Молодец мама!» – подумал Коди и улыбнулся.
Даниель была в восторге от пения Коди, но еще больше была довольна эффектом, произведенным его пением на девочек: они превратились в ангелочков.
– Старый Дикий Запад уже умер, но дух его все еще витает в воздухе… – торжественно произнес Коди после одной из песен.
Дух этот растревожил Даниель, пробуждая в сердце сладкую надежду и грусть. Интересно, а что чувствует тот, кто сам растревожил Дух Старого Дикого Запада своим пением?
Внезапно тишину нарушил вой койотов. Даниель вздрогнула и испуганно огляделась. Коди резко встал, дал несколько указаний девочкам, которые начали разгребать свои сумки, подошел к Молли и, прошептав ей что-то на ухо, поцеловал дочь в лоб.
Даниель вздохнула. Линн обычно отвергала «телячьи нежности». Странно, что Молли, ровесница Линн, была совсем иной.
– Спокойной ночи, мам, – сухо сказала Линн и забралась в свой спальный мешок.
– Спокойной ночи, милая, – ответила Даниель и сделала то же самое.
Ночь выдалась тихая и безветренная. Никогда Даниель не видела такого неба. Никаких электрических огней, неоновых вывесок, отелей и супермаркетов, машин и автобусов… Лишь тишина и благодать. И еще огромное, нескончаемое, всепоглощающее небо, и все тревоги кажутся такими далекими, а проблемы легко решаемыми, и хочется взмыть высоко вверх и встретить рассвет в облаках.