– Ты слишком упряма, но я должен знать всю правду. И ты единственная, кто может установить личность так называемого принца.
– Какое имеет значение, самозванец он или нет? – удивилась Адэр.
Яков растянул губы в медленной улыбке, прежде чем честно ответить:
– Никакого. Я в любом случае использую его против Генриха Тюдора. А сейчас просто хочу удовлетворить свое любопытство.
Эллен сидела оцепенев и молча слушала разговор, шокировавший ее до глубины души. Таким короля она не знала. Беспощадный и несгибаемый монарх. Не тот молодой человек, над которым она немилосердно подсмеивалась, выигрывая очередную шахматную партию. Не будь она уверена в том, что, по его мнению, он делал все ради блага Шотландии, – а ведь она знала, видела его любовь к своей стране, когда жила при дворе, – все ее иллюзии были бы разбиты навсегда. Но Эллен помнила, что у короля доброе сердце и что человек он неплохой.
Она вдруг осознала, как нелегко править страной. Да, трон означал власть, богатство и почет, но также и ответственность за свое государство. И вот сейчас на севере снова неспокойно, и король принужден постоянно усмирять мятежи и бороться с Макдоналдом, владельцем островов. На юге по-прежнему продолжались набеги англичан, которые нападали не только на приграничных лордов, но и на маленькие деревушки и фермы, находившиеся во владении этих лордов. А молодой король совершенно не походил на своего покойного отца, Якова III, который заботился только о собственных удовольствиях, не замечая несчастий своих подданных. Нет, Яков IV болеет за судьбу своей страны.
– Вижу, ты сомневаешься в моей честности. И чтобы разуверить тебя, скажу, что тот, о ком мы говорим, вернется во дворец сегодня вечером. Как только он явится, я прежде всего покажу его тебе, а потом познакомлю вас.
– Так тому и быть, – немного смягчилась Адэр. – Простите меня, кузен, за мою подозрительность. Но я считаю этого человека лжецом, хотя буду счастлива досадить Тюдору. Если этот парень – мой брат Дики, я брошусь ему на шею и возблагодарю Бога за величайшие милости. Мало того, поеду по всей Англии, объявляя Ричарда Йорка королем и призывая к свержению узурпатора, захватившего английский трон. Но меня слишком многое настораживает. Видите ли, если Маргарита Бургундская точно знала, что ее племянник уцелел и смог перебраться во Фландрию, почему же ни словом не обмолвилась матери Дики? А ведь Элизабет Вудвилд умерла всего три года назад и до самой смерти терзалась скорбью по пропавшим сыновьям. Герцогиня – сама мать и, наверное, должна бы принять в расчет чувства невестки, путь даже не особенно ее любила. Никто из родных отца не питал симпатии к его королеве.